Книга Дикий убийца - М. Джеймс

Я приближаюсь, я чувствую это. Мой клитор пульсирует под моими кончиками пальцев, и я представляю, как его член пульсирует внутри меня, всего на малейший дюйм, когда он тоже прикасается к себе. Я представляю, как эти голубые глаза устремлены на мои, голодные и нуждающиеся в большем, и я представляю, как он теряет контроль, его рука дрожит на члене, когда я сжимаюсь вокруг него, выходя из меня как раз вовремя, чтобы не кончить в меня, но не раньше, чем кончу я…

Вот что выводит меня из себя. Мысль о том, что Левин теряет контроль, его член пульсирует в руке, когда его сперма покрывает меня, покрывая мои бедра и клитор и стекая по моей киске, когда я тоже кончаю на него, это все, что нужно, чтобы все мое тело охватило наслаждение, сжимаясь вокруг кончиков пальцев, когда я утыкаюсь лицом в подушку, чтобы заглушить звуки, пальцы порхают по моему клитору, а я разрываюсь по швам.

Это лучше любого оргазма, который я когда-либо испытывала сама. Меня дразнили всю ночь, демонстрировали ощущения, которых я никогда раньше не испытывала. Теперь я, наконец, получаю облегчение, в котором так нуждалась, возбуждение стекает по моим пальцам, когда я кончаю и кончаю, мышцы напряжены, а тело сотрясают спазмы, когда я кусаю подушку, содрогаясь от каждого сокрушительного всплеска моей кульминации.

Я забываю, что Левин может выйти из ванной и поймать меня в любой момент. Я забываю обо всем, кроме удовольствия, которое я хочу продолжать вечно, о том, как это ощущается, как все мое тело захватывает от этого, пока, наконец, я не обмякаю и задыхаюсь на кровати, раскрасневшаяся, разгоряченная и все еще дрожащая от толчков моего бурного оргазма.

Несколько мгновений спустя я слышу, как со щелчком открывается дверь в ванную, и мое лицо снова заливается краской.

Слышал ли он меня? Ждал ли он, пока я закончу? Поэтому он так долго не выходит?

Мысль о том, что он не ублажал себя, но полностью осознавал, что это делаю я, и ждал, чтобы не смущать меня, более унизительна, чем я могла предположить. Я поправляю платье, насколько могу, натягиваю одеяло и пытаюсь выглядеть так, будто вот-вот засну, когда он выходит, но по выражению его лица я не могу понять, знает он об этом или нет.

Если уж на то пошло, он выглядит таким же измученным, как я себя чувствую. Он обходит кровать с моей стороны, стиснув зубы так, что это кажется мне знакомо, и смотрит на меня сверху вниз с некоторым трепетом.

— Лежи спокойно, — спокойно говорит он. — А я подделаю кровь на простынях.

14

ЛЕВИН

Когда я захожу в ванную, я так возбужден, что не могу ясно мыслить. Мне пришлось уйти от нее, оставить между нами некоторое пространство, иначе я бы сделал что-то, о чем она бы потом пожалела. Как она могла не сделать этого?

Я познакомил ее с вещами, которые она никогда не испытывала до сегодняшнего вечера, и она смущена и любопытна. Я могу это понять. Но я несу ответственность за то, чтобы убедиться, что это не заходит дальше, чем необходимо, и я это тоже знаю. Меня привели сюда, чтобы я обезопасил ее, а не развращал. И я слишком хорошо знаю, как даже начало чего-то подобного может непоправимо усложнить ситуацию.

Однако я не могу подавить свое возбуждение. Мой член такой твердый, что ноет, натягиваясь на ширинку брюк. Я хватаюсь за край стойки, глядя на себя в зеркало, пытаясь побороть в себе желание, стиснув зубы от волн пульсирующей похоти.

В конце концов, на самом деле есть только один способ справиться с этим.

Я расстегиваю ремень, расстегиваю пуговицу большим пальцем с почти безумным отчаянием, дергаю молнию вниз и тянусь к своему члену. Он мгновенно выскальзывает, горячий и натягивающееся на мою ладонь, и я шиплю сквозь зубы, обхватывая себя рукой, отчаянно желая освобождения, в котором нуждался всю ночь.

Не думай о ней. Думай о чем-нибудь другом.

Я, блядь, стараюсь. Я пытаюсь думать о других женщинах, с которыми я спал, особенно о горячем порно, которое я смотрел, о женщинах, которых я вожделел, но с которыми не смог заключить сделку, о чем угодно, кроме великолепной женщины в комнате по другую сторону этой двери, потому что, насколько я понимаю, фантазировать о ней, пока я глажу свой член, так же плохо, как выйти туда и поддаться желанию трахнуть ее, пока она не выкрикнет мое имя.

Не думай о том, как она извивается у тебя на коленях. Не думай о том легком вздохе, который она издала, когда ты коснулся ее груди, или о том, как она застонала, когда ты провел пальцами по ее соску. Определенно, не думай о том, что она была такой мокрой, что покрыла тебя этим, промочила насквозь твои гребаные штаны, что запах ее киски, вероятно, прямо сейчас исходит от твоего члена. Не думай о том, какой она была на вкус, когда ты целовал ее, о том, как она этого хотела, какой мягкой она была, как это было чертовски приятно…

— Блядь! — Моя рука сжимается вокруг моего члена, слово шипит сквозь стиснутые зубы, пока я пытаюсь быть тихим. Я не хочу, чтобы она поняла, что я делаю по ту сторону двери. Я не хочу вызывать у нее отвращение или пугать, но затем на мгновение замираю, когда слышу что-то похожее на тихий, судорожный вздох из соседней комнаты.

О, черт возьми.

Приливная волна похоти, которая накатывает на меня, когда я понимаю, что она делает, почти невыносима. Я могу представить это так чертовски ясно, как она лежит на кровати, засунув руку между ног, ее пальцы скользят по всему этому скользкому теплу, когда она находит свой маленький пульсирующий клитор и начинает поглаживать его…

Что, если она тоже думает обо мне? Что, если она знает, что я делаю? Что, если она фантазирует о том же?

Это не имеет ни малейшего значения, и я это знаю. Я не могу прикоснуться к ней. Я не могу зайти дальше, чем мы сделали сегодня вечером, и то, что мы сделали сегодня вечером, больше никогда не повторится. Но мой член становится тверже, чем я когда-либо думал, при осознании того, что она по другую сторону