По-моему, больше всех нервничал Роберт. Во-первых, он был против Л., во-вторых, очень переживал за Геру. “Вы не думаете о ребенке, – говорил он, – а Гера все чувствует. Вы сделаете из него калеку…”
После того, как у нас приняли заявление, Миша обнял меня и сказал: “Спасибо тебе, Саська… Поверь – у нас все будет хорошо… Но что бы ни случилось, я никогда в жизни этого не забуду”.
Вскоре в одной из рижских газет появилось объявление о разводе и заметка “Салли Ландау подала на развод с Миха- илом Талем”. Объявление было отправлено в ЦК, и Мишу выпустили на межзональный турнир. Честно говоря, я не уверена, что именно этот шаг решил дело в пользу Миши… Думаю, не обошлось без вмешательства “министра”, с которым я, конечно же, поговорила… Помню, он поморщился и сказал: “Я постараюсь все уладить, но не ради него, а ради тебя…” И когда Миша уехал, Ида заставила меня забрать заявление обратно…
До сих пор не могу понять, как я могла при всей своей гордости и самостоятельности написать то письмо, почему я, не желая того, сначала подала, а потом забрала заявление о разводе? Видимо, я находилась во власти семьи Таля, к которой, несмотря ни на что, была очень привязана… Но скорее всего мои поступки были результатом воздействия невероятно сильных, неземных эманаций Миши…
Я не сильна в шахматах, чтобы не сказать резче. Я так и не смогла к ним пристраститься, а делать вид, будто я разби- раюсь в них, как это делали многие “шахматные жены”, не могла.
Миша как-то ночью разбудил меня и сказал: “Саська, давай я научу тебя играть в шахматы!” Он разложил прямо на постели доску, расставил фигуры и до утра пытался мне объяснить, как ходит ладья, как ходит ферзь… Но если пра- вила передвижения фигур по горизонтали, по вертикали и по диагонали я кое-как усвоила (хотя смысла этих передви- жений так и не уловила), то конь привел в полное оцепене- ние… К утру даже упрямый Таль сбросил доску и сказал: “Бог с тобой! Имеешь право. Из всех фигур твоя фигура – самая ценная и самая универсальная… Когда мой ферзь этаким изящным красавцем доминирует по всей доске и все остальные фигуры восхищаются и пугливо на него по- сматривают, я говорю сам себе: это не ферзь. Это моя коро- лева Саська!”…
Я ничего не понимаю в шахматах, но в логике человече- ских поступков кое-что соображаю… Так мне кажется. И все же Мишины выпады, его безумные атаки, его неожиданные отступления, его бешеные приливы нежности и любви, за которыми вдруг следовали необъяснимые исчезновения, до сих пор остаются для меня за гранью понимания…
«Хотите знать, как побеждает Таль? Очень просто: он рас- полагает фигуры в центре и затем их где-нибудь жертвует…»
Гроссмейстер Д. БРОНШТЕЙН
Я продолжала работать с Эдди Рознером, у Миши турниры, у него роман с Л. И вдруг во время моих гастролей в Крыму звонит из Риги Ида и говорит, что неожиданно приехал Миша и когда узнал, что я в Ялте, попросил собрать ему чемодан, положить туда плавки, заказал билет до Симферополя и вылетел в Ялту… Чтобы я была готова…
Интуиция у Миши была фантастической. И тогда она, конечно, себя проявила…
В Ялте “царь” (так звали в оркестре Рознера) по отношению ко мне проявлял повышенную активность… Миша вел себя как ни в чем не бывало, как будто не было никакой Л. у него, как будто не было никакого “министра” у меня… Он прилетел как соскучившийся по любимой женщине мужчина. Он дарил цветы (он всегда “угадывал” цветы), делал подарки. Он влюбил в себя весь оркестр, он подружился с “царем”… Во второй вечер Мишиного пребывания “царь” вышел на сцену с шахматной доской и сказал: “Сейчас перед вами выступит феноменальная Салли Таль, муж которой – феноменальный шахматный гений Михаил Таль сидит в зале!” По знаку Рознера Миша поднялся со своего места, и зал устроил ему овацию.
Во все те несколько дней, что Миша был в Ялте, он закатывал пышные обеды и ужины и всякий раз поднимал бокалы за меня… Рознер однажды предложил выпить за здоровье шахматного короля, на что Миша тут же вставил: “Я – экс-король, а вот у моей королевы никогда не будет частички “экс”…” В последний день его пребывания он вдруг сказал: “Саська, я завтра улетаю… По-моему, “царь” положил на тебя глаз… Имей в виду”.
– Это все, что ты хотел мне сказать? – спросила я.
– Я сказал тебе не все слова, – пропел он.
Так и не знаю, для чего Миша вдруг прилетел тогда в Ялту…
И снова он провалился в неизвестность. Через некоторое время Рознер в присутствии своей жены как бы невзначай говорит мне, что вот, мол, по телевидению выступала Л. и заявила достаточно определенно, что считает себя женой Таля, и они скоро собираются оформить свои отношения официально… В телефонном разговоре со мной Рона (жена Тиграна Петросяна) сказала, что, вроде бы, интервью с Л. прошло по киевскому телевидению… Вот тогда-то я и написала ему довольно жесткое письмо, в котором о разводе уже просила я. Написала, что мне надоел его затянувшийся “сеанс одновременной игры” со мной и с Л., что я сделала все, о чем просила меня Ида, и что сделала все это исключительно ради него, что на сей раз инициатором развода должен стать именно он, чтобы я не превратилась в посмешище, что таким образом он распутает и свой, и мой клубок, и это принесет облегчение нам обоим… Ответ от Миши пришел довольно быстро… То второе его письмо, как и первое, я храню у себя…
Когда мне становится совсем тошно, я перечитываю Мишины письма… Пытаюсь войти в его состояние на тот период и понять его… Я думаю, что ко времени второго письма отношения между ним и Л. уже были не безоблач- ными. То ли его постигло разочарование, но он никому не хотел в этом признаваться, в том числе и самому себе. То ли Л. стала намекать на то, что неплохо было бы узаконить их отношения…
Во всяком случае, по его письму можно об этом догадываться. Но свое отношение ко мне и к нашей дальнейшей жизни он выразил довольно четко, и я не сомневаюсь в его искренности. Повторяю: врать он не умел… Вот это письмо:
