что творится в твоей голове, Ребекка? Почему ты столь безрассудна, что играешь с опасными вещами, будто они для тебя слабые птенцы? — О Шаале… я готова была пасть ниц от одного только звука его хриплого голоса, произносящего моё имя так… так, будто в мире существовала лишь я. — Я бы мог объяснить это тем, что ты женщина. Но это не так. В тебе есть что-то другое. Скажи же мне, перед лицом нашего бога, что это, Ребекка?
Да, во мне было что-то другое, что он не мог разглядеть.
Во мне текла кровь его злейших врагов. Его добычи. А я держала голову высоко и смотрела ему прямо в глаза, не выдавая своего нутра и происхождения.
Безрассудная. Импульсивная. Потерявшая страх и чувство самосохранения. Готовая драться до последнего. До конца, что уже близко.
Шаян будто чувствовал во мне подвох, но не знал, где он сокрыт.
Да, я точно была для него уникальной… И явно этим притягивала баргата.
— Истинна лишь душа, и лишь душа может в полной мере познать суть вещей. А получив это знание, она навсегда изменится, став ранее неведомой и неповторимой, — вспомнила я слова Лютого, которые он не раз мне повторял перед медитацией. — В ней появится пламя, освещающее путь в темноте. Возможно, вы сами ответили на этот вопрос, господин. Мои тренировки тела и души, убеждения и помыслы зажгли мою душу, не дав при этом сгореть в трудные для меня времена, — мой тихий голос унёсся ко своду септы. — И именно это даёт обрести смысл всего сущего, смысл жизни, суть вещей. Это даёт пламя… — на секунду замолкла я, а потом решила пояснить. — Так говорил мой наставник. Он заменил мне отца и показал правильный путь своим огнём в душе.
— Твой наставник говорил тебе верные слова, — Шаян сузил глаза. В них что-то промелькнуло. — Кажется, твоим родителям стоило дать тебе имя в честь богини солнца и огня Джисаны. Чтобы усилить твоё внутреннее пламя.
Это предположение Шаяна вызвало у меня улыбку.
— Я больше предпочитаю своё, с трактовкой «пленительная». Пламя тоже может быть пленительным, господин.
— Не могу не согласиться, — тихо сказал мне баргат, и сейчас, впервые за это время, я увидела на его губах полуулыбку.
Она скрасила и изменила всё. Абсолютно всё.
Теперь я смотрела на верховного баргата и понимала, что с этого момента больше не смогу видеть в нём монстра. Потому что я увидела в нём человека.
Если раньше я ещё держалась, понимая, что он мой палач, а я его жертва, то теперь эта грань размылась. Белого и чёрного больше не было. Осталось только пламя, бушующее в его глазах, зажигающее меня и одновременно сжигающее до тла.
Мне хотелось окончательно нырнуть в этот огонь в головой. Запомнить каждый миллиметр его красивого, мужественного лица. Запечатлеть поворот головы, длинные ресницы и губы. То, каким взглядом он сейчас прожигал на меня, не увеличивая между нами расстояния.
В тихой, маленькой септе мне казалось, что я смотрю на Некмета-искусителя, стоя на высшем суде Шаале.
Слова были уже не нужны. Судьба уже всё разрешила сама.
До этого момента я не отдавала себе отчёт, насколько моё сердце попала в капкан к баргату. Сейчас же я осознала это в полной мере.
Я осталась одна на суде своей души. Избирая свой дальнейший путь, о котором точно пожалею. Ромус спрашивал, когда я начну жить для себя. И правда была в том, что, если я начну жить для себя — я пропаду. Потому что сразу сделаю кучу неправильных выборов, просто не умея поступать правильно.
Ибо я, глупая аэрукет, влюблюсь в своего злейшего врага — охотника на полукровок.
Ибо я, глупая девчонка, увижу в баргате человека. Увижу, а после больше не смогу держаться от него на расстоянии.
И пропаду.
Глава 23
«Ребекка, слушай меня внимательно. Если это место позволит тебе его запомнить, никому про него не говори,» — начала сразу с наставлений Руна, как только мы с баргатом покинули алтарную зону септы и вышли в притвор. С тех пор Шаян не сказал мне и слова. Но между нами всё изменилось — я это знала. Теперь уже ничего не будет, как прежде. — «Эй, выслушай меня и вникни в мои слова!! Если септа оставит тебе твои воспоминания — значит сочтёт тебя достойной их хранить. И пока ты не вышла отсюда, я смогу тебе сказать всё без прослушки. Сегодня вечером перед тем, как останешься одна, попроси у баргата бумагу и перо с особыми, стирающимися чернилами. Если спросит для чего, скажи, что хочешь поупражняться в письме. Ты меня услышала?»
«Да,» — коротко ответила я, размышляя, буду ли я достойна воспоминаний о септе. Мне даже было не столь важно, что я увидела там портреты и эхо забытого прошлого (об этом я и так не собиралась распространяться). Меня волновал разговор с Шаяном и то, что промелькнуло между нами.
Возможно, это было лишь игрой моего воображения, отчаянно пытающегося увидеть в баргате отголоске моей глупой влюблённости (отрицать эти чувства я больше не могла). А возможно и крик моего рассудка, пытающегося донести до меня, что всё это может быть ошибкой для нас обоих даже при взаимном притяжении.
Перед тем, как выйти из двери септы, Шаян обернулся на меня, пропуская вперёд.
Что, если это была лишь его проверка? На то, запомню ли я этот вечер.
Во рту расползалась горечь. Значит, я ему не скажу, даже если запомню!!
«Если он задумал это ради проверки, я откушу ему его достоинство,» — неожиданно встала на мою сторону Руна. «Ибо если те искры были лишь его игрой между вами…»
«Я не хочу это обсуждать!!» — оборвала я.
«Жаль. Мне понравилось увиденное,» — хмыкнула дракониха, и я пожалела, что не могу ничем в неё запульнуть.
Я вышла из септы. Шаян тенью скользнул за мной следом.
Я спиной ощущала его присутствие и жар, идущий от его тела.
О Шаале… мне не стоило думать о баргате в таком ключе.
«Тебе нужно снять сексуальное напряжение. Пофлиртуй с кем-нибудь из четверокурсников,» — тут же мысленно вставила свои пару лир Руна.
«Например с тем, кого ты сожгла?» — съязвила я, продолжая мысленный диалог. Всё равно мы с баргатом шли до его башни молча.
Хотя доля правды в словах Рунфрид была — моё желание подобного рода начинало смешивать мои мысли.
«Он был со второго курса,» — фыркнула дракониха. — «Научись
