Там есть фотография мужчины, лицо крупным планом, но самого лица не видно, потому что его закрывают чьи-то руки. Руки моей сестры.
– Это не я фотографировала, – насторожилась Николь. – Фото сделал мой ученик, но он разрешил мне его использовать. Что касается вашей сестры, по рукам человека узнать нельзя, а неузнаваемого человека о разрешении спрашивать не нужно. Я проверяла.
– Я узнала ее по кольцам, – объяснила я.
– Короче, никакого мероприятия не будет.
– Не будет, – призналась я. – Простите. Мне очень надо было, чтобы вы перезвонили.
– Чтобы вы могли отчитать меня, потому что вам показалось, что вы узнали кольца своей сестры? Кольца носит куча народу.
– Не хочу я вас отчитывать, – растерялась я.
– Ясно, хорошо, – сказала Николь. – И можно я дам вам непрошеный совет?
Хотя это был вопрос, по тону стало понятно, что он риторический и она в любом случае даст мне совет, хочу я этого или нет.
– Раз вы были так добры и указали мне, какой вред я наношу деревьям, надо бы и мне рассказать вам, что невежливо обманывать людей, которые пытаются вести бизнес, и вызывать их на выдуманные мероприятия.
У меня загорелись щеки.
– Знаю, – согласилась я. – Простите. Мне проще было соврать, потому что правду сказать слишком сложно. Моя сестра умерла.
– Ой! – выдохнула Николь. Ее голос смягчился. – Мои соболезнования… Простите, что только что вам нагрубила.
– Вы же не знали, – сказала я. – Никто этого не ожидал. А перед смертью она оставила листок бумаги…
– Предсмертную записку? – спросила Николь.
– Не совсем, – ответила я. – Но вы угадали, она покончила с собой… и оставила странный список. Выяснилось, что многие позиции в списке находятся здесь, в Заливе, хотя сами мы из Миннесоты. Поэтому я и приехала сюда – хочу разобраться, что к чему. Я увидела объявление и узнала ее руки. Да, многие носят кольца, но я точно знаю, что это кольца Талли. В ее списке есть «Фото НХЛ». Я много часов потратила на поиск этой аббревиатуры в интернете, но мне попадались только фотографии Национальной хоккейной лиги.
– Надо поменять название, – решила Николь. – Пока что это просто подработка. Днем я работаю воспитательницей в детском саду. Пока у меня была только одна группа. «Откровение» – так называлось одно задание.
– В детском саду я такого слова еще не знала.
– Я учу фотографии не детей, а взрослых. Я попросила их походить с фотоаппаратом и поснимать все подряд, особенно не задумываясь. Сказала им, что по тому, на чем будет фокусироваться их взгляд через объектив, мы узнаем, что именно их интересует. Видимо, этого ученика заинтересовала ваша сестра.
– Талли всех интересовала, – сказала я.
– Ее звали Талли?
– Натали, – уточнила я. – Но все называли ее Талли.
– Слушай, Слоун, хочу еще раз извиниться, что так по-свински с тобой говорила. У меня просто ужасный день, но ты в этом не виновата, а я взяла и сорвалась на тебе. А еще я знаю, каково тебе сейчас. Ненавижу, когда люди так говорят, потому что личный опыт – это очень… личное. Но мой папа тоже покончил с собой. Именно в этот день, ровно два года назад. Когда я получила твое сообщение, то вообще не хотела ни с кем разговаривать. Но подумала, что он бы хотел, чтобы я тебе перезвонила. Его бы огорчило, если бы я отказалась от возможности развивать свой бизнес только из-за того, что скучаю по нему.
– Мне очень жаль, – сказала я. – И твоего папу, и то, что не помогла тебе развить бизнес.
– Ничего. Думаю, он все равно был бы рад, что мы сейчас с тобой разговариваем. Когда умерла твоя сестра?
– В прошлом месяце, – ответила я. – Три недели и четыре дня назад.
– Ох, боже. Так это случилось совсем недавно.
– Но кажется, очень давно, – сказала я. – Такое чувство, что я живу без нее уже целую вечность. Хотя я до сих пор к этому не привыкла. Когда просыпаюсь утром, мне кажется, она все еще жива. Так что, наверное, подсознательно я все еще на стадии отрицания.
– Это совершенно нормально, – заметила Николь. – Говорят, человек проходит через пять стадий скорби – пять стадий принятия неизбежного Кюблер-Росс: отрицание, злость, торг, депрессия и принятие.
– Я читала про это в интернете, – вздохнула я. – Совершенно не могу представить, что дойду до принятия.
– Думаю, таким, как мы, это дается сложнее – я имею в виду тех, чьи близкие покончили с собой. Не хочу преуменьшать боль тех, чьи любимые умерли как-то иначе. Потеря всегда ужасна, но…
– Но по крайней мере, если бы это был рак, с этим ничего нельзя было бы поделать, – продолжила я за нее. – Если бы Талли умерла от рака, я была бы раздавлена горем. Но это была бы не моя вина. Или если бы она умерла, как мама…
– Твоя мама тоже умерла? Какой ужас!
– Она попала в аварию, когда я была совсем маленькой, – объяснила я. – Я ничего не могла поделать, так что это совсем другое чувство. Иногда мне бывает очень грустно, но я не чувствую своей вины.
– Когда умер папа, чувство вины поглотило меня целиком, – призналась Николь. – Я точно знала, что могла его остановить, что должна была его остановить. Ночи напролет я лежала без сна, прокручивая сцены, как я произношу спасительную фразу в самое подходящее время, и она всё меняет. Но, конечно, этого не случилось. Я ужасно злилась на него, что он не обратился за помощью, и еще сильнее злилась на себя, так как не распознала, что эта помощь ему нужна.
Я тут же вспомнила Талли, последний раз, когда я видела ее живой, как она просила меня прогулять школу и остаться с ней дома.
– Он тебе что-нибудь говорил в последний день? – спросила я.
– Нет, – ответила Николь. – Но я думала, что это я должна была ему что-нибудь сказать. Из-за этого мне было очень сложно добраться до стадии принятия.
– Я никогда до нее не доберусь, – пробормотала я.
– Я бы утверждала то же самое, – сказала Николь. – Через три недели и четыре дня после его смерти. Но сейчас я уже не так категорична. Все меняется, в том числе и наши чувства. Разумеется, сегодня у меня непростой день. Но когда папа только умер, я вообще не думала, что у меня когда-либо будут хорошие дни. Вероятно, пара неплохих моментов, но не может быть, чтобы у меня был целый хороший день, когда его больше нет в живых.
Я вспомнила, как меня поразила такая же мысль на похоронах Талли: «Без Талли в
