Книга Дело Варнавинского маньяка - Николай Свечин

В одиннадцатом часу Алексей сворачивал с Полукруглой к себе на Дворянскую, когда увидел издали необычное оживление. Возле управления полиции скучились три пролетки, городовые бегали туда-сюда и густо толпились зеваки. Исправник Бекорюков стоял посреди улицы и нетерпеливо хлопал себя по ноге перчатками. Возле застыл телеграфным столбом пристав Поливанов с мрачной физиономией.

Сердце у Лыкова екнуло. Он развернул телегу и подъехал к управлению. Соскочил и направился к Бекорюкову. Штабс-ротмистр глянул на него злыми глазами и рявкнул на всю улицу:

— Пошел прочь, дурак! Не видишь — не до тебя сейчас!

Сыщик подошел поближе и сказал негромко:

— Галактион Романович, это я, Лыков. Что-то случилось?

— Алексей Николаевич? Боже праведный! Простите, не узнал. Зачем такой маскарад?

— Челдона ищу, и, кажется, отыскал.

— Вот как? А у нас тут… Не до Челдона сейчас. Еще тело нашли.

— Кто жертва? Кто нашел? Есть ли улики или свидетели?

— На этот раз мальчишка двенадцати лет, из мещан. Дерзкий был, родителям на него часто жаловались. Когда вчера вечером домой не пришел, я сразу почувствовал — опять! Искали всю ночь, силами полиции и обывателей. Овраг тот зловещий сверху донизу обшарили, с факелами. А он на кладбище лежал… Только что обнаружили.

— Я с вами поеду. Найдется в управлении горячая вода бороду отклеить?

— Идите за мной, — сказал Поливанов и проводил Лыкова в здание. Там коллежский асессор быстро привел себя в порядок и выбежал на улицу. Его уже нетерпеливо дожидались. Щукин сидел на козлах, Бекорюков с Поливановым занимали пролетку. Лыков прыгнул к ним, и лошадь рванула с места.

Через десять минут полицейские были на кладбище. Тело жертвы лежало позади Крестовоздвиженской церкви, под березами. Рядом стояли городовой и доктор Захарьин. В нескольких шагах от них прямо на траве сидела мать погибшего ребенка. Она мерно раскачивалась взад-вперед, как заведенная, и тихонько бормотала:

— Митенька… светик мой ясный… солнышко ты мое…

Возле нее стоял муж с посеревшим лицом. Увидев приехавшее начальство, он зло плюнул и отвернулся.

Щукин наклонился над телом, потом опустился на колени. Очень медленно и очень внимательно он рассматривал все вокруг. Захарьин подошел к исправнику и сообщил вполголоса:

— Смерть наступила между десятью и двенадцать вечера. Удушение. Безусловно, это тот же самый маньяк.

Лыков присоединился к сыскному надзирателю, Бекорюков с Поливановым топтались без дела поблизости.

— Тело можно увозить, — бросил через плечо Щукин. Двое городовых подошли, но тут к ним подскочил в крайнем возбуждении отец погибшего ребенка:

— Резать не дам! Мы его домой заберем!

— На усмотрение начальства, — равнодушно кивнул на исправника Щукин.

— Да, конечно, забирайте без вскрытия, — торопливо согласился Галактион Романович. — Чего уж там, и так все ясно. Согласны, доктор?

Захарьин молча кивнул, отошел к матери и достал из портфели какой-то пузырек:

— На-ка, милая, выпей…

— Ты чего ей даешь? — тут же вскинулся муж.

— Это раствор морфия. Пусть хлебнет, а то сердце может не выдержать.

И родитель сразу сник, словно из него выпустили пар:

— Эх, дохтор… Дай уж тады и мне. И у меня ведь сердце есть. А у этого… у этого нету!!!

При этих словах он повернулся к полицейскому начальству и закричал с надрывом:

— Когда же? Когда же вы этого нелюдя споймаете, а? Четвертого уж робеночка удавил! А вы все тянете! Не ловите! А? Сколь вам еще надо?

Исправник с приставом не решились осадить несчастного отца и быстро уехали. Лыков остался на месте происшествия. С трудом он заставил себя внимательно рассмотреть тело подростка. Синее лицо, искусанные в кровь губы… В голове Алексея, как метроном, стучала только одна мысль: поймать и убить, поймать и убить…

Два сыщика обшарили все кладбище и нашли место, где ребенок был задушен. От него в овраг вела цепочка следов. Лыков незаметно наблюдал за Щукиным. Тот действовал умело и уверенно, но делал все как-то механически, безучастно. Где же это он так сердцем очерствел? В Болгарии? Да, война калечит…

Спустившись на дно оврага, Алексей обследовал протекающий здесь ручей. На топком берегу он нашел следы галош человека среднего роста. Кругом стояли настоящие джунгли: кустарник облепил стволы поваленных деревьев, продвигаться было почти невозможно. Как же преступник протащил здесь тело? Даже днем сумерки, в пяти шагах ничего не разглядеть, а он продирался ночью. Вдруг на сломанной ветке ежевики Лыков обнаружил клок материи. Это оказался кусок черного сатина — видимо, оторвался от мужской рубахи. Иван Иванович одобрительно хмыкнул и спрятал находку в карман. По другому склону сыщики выбрались наверх, к окончанию Чернотропой улицы. Здесь следы потерялись.

— Да… — пробормотал Щукин, — опять двадцать пять… Где дальше шарить?

— Иван Иваныч, а помните, после первого убийства вы допрашивали цехового Кутьина?

— Ну?

— На ваш вопрос, видел ли он кого-нибудь возле еще живого ребенка, Кутьин ответил: «В тот раз не видел».

— Да вы что? Прямо так и сказал? Молодцом, Алексей Николаевич, а я не заметил. Пошли к нему — вон его дом стоит.

Через несколько минут сыщики уже входили в крошечный домишко цехового. Тот как будто их ждал — стоял под иконами и смотрел испуганным взглядом.

— Кутьин, ты помнишь, как я тебя допрашивал о пропаже сына Егоркина?

— Как не помнить, господин Щукин! Так я все тогда и рассказал… что ничего не видал…

— Я спросил тогда: не попадался ли тебе мальчонка на улице с чужим человеком? И что ты мне ответил?

— Э-э… не попадался.

— А если слово в слово?

— Э-э… в тот раз не попадался.

— Ага. А когда и с кем попался не в тот раз?

— Шел с кем-то. За день до того случая дело было. Я тогда и внимания не придал.

— С кем он шел? Говори, старый черт!

— Ей Богу, не знаю — со спины видал. Парень али мужик, весь в черное одетый.

— Где это было?

— У нас на Чернотропой… в смысле, на Дворянской, близко оврага.

— Точно лица не видал?

— Вот вам святой истинный крест, господин Щукин! Только со спины!