не дают мне покоя. Я пытаюсь подготовить речь, чтобы в ближайшее время поговорить с Кариной. Но всё, что приходит в голову, звучит слишком жалко.
Сон никак не идёт. Я ворочаюсь с боку на бок. Несколько раз встаю выпить воды.
Всё-таки за неделю я уже привыкла спать рядом с Тимуром.
Не выдержав, пишу ему "Спокойной ночи".
Ответ приходит быстрее, чем я успеваю нажать кнопку блокировки экрана. «Можно я приеду? Кажется, я разучился засыпать один».
Наверное, если бы улыбка имела звуковой эффект, то моя оглушила бы соседей.
Вместо фразы «разучился засыпать один» мне видится «хочу засыпать рядом с тобой».
И становится так хорошо, что никакие «Люблю» не нужны.
Глава 40
Раньше я всегда думала, что парень и девушка начинают жить вместе, когда их отношения переходят в ту весовую категорию, за которой маячит конечная станция: свадьба и череда декретов.
Перед этим, само собой, долго обсуждают, как будет складываться их быт и делиться обязанности. Кто на какой половине кровати спит? Кто сколько времени проводит в ванной? Кто выносит мусор, а кто платит коммунальные?
У нас с Тимуром этого априори быть не может. Но, тем не менее, всю вторую неделю, из отведённых нам трёх, я живу у него.
Сначала остаюсь на ночь.
Затем ещё раз.
В среду я вроде бы собираюсь домой, ведь мне нужны некоторые вещи. Но Тимур демонстрирует, каким убедительным он может быть, и с лёгкостью уговаривает просто съездить за ними.
В четверг моя попытка уехать ночевать к себе опять заканчивается ничем. А в пятницу я даже и не пытаюсь.
Пользуясь мудростью предков, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, каждый вечер я удивляю Тимура своими кулинарными навыками.
Не знаю, зачем я так яро хочу проверить эту теорию. Ведь наша ситуация совсем не предполагает взаимный обмен сердцем, руками и прочими частями тела.
Однако всю неделю я устраиваю гастротуры. И мы путешествуем по миру, не выходя из дома.
Начинаю с итальянской лазаньи и французского жюльена, а заканчиваю русскими пельменями и татарским азу.
После ужина мы гуляем в парке недалеко от дома Тимура, наслаждаясь друг другом в компании удивительно тёплых осенних вечеров. Благо, сентябрь расщедрился на них от души.
Кажется, это первая осень, в которую я влюбилась. Впервые она видится мне не грязными лужами, прячущими дырявый асфальт, а яркой и уютной. Вместо унылой серости — лишь разноцветные листья, которые хочется без конца собирать в красочные букеты.
Когда субботний вечер Тимур предлагает разнообразить походом в кино, я, не раздумывая соглашаюсь. Надо ведь наконец-то проверить, почему места для поцелуев называют именно так. И чем поцелуи на них отличаются от обычных.
Фильм выбираем наобум. Берем билеты на ближайший сеанс, где есть свободные кресла в последнем ряду.
Сначала удивляет полупустой зал. Но спустя десять минут понимаю, что большинство людей, идя в кино, всё же более ответственно подходят к выбору фильма. Наверное, хотя бы читают отзывы.
Мы же, действуя наугад, попадаем на абсолютно бестолковую американскую комедию. Поэтому, как только галочка в графе «Поцелуи в кино» поставлена, а попкорн заканчивается, мы сбегаем.
Но стоит занять столик в более-менее приличном заведении, что по соседству с кинотеатром, как мне хочется вернуться обратно.
Я согласна ещё час пытать себя плоскими голливудскими шутками и даже хохотать над ними, лишь бы официантка, которую, судя по бейджу, зовут Яна, прекратила строить Тимуру глазки.
У девушки явные проблемы со зрением. Ей кажется, что он пришёл один. Ведь как иначе объяснить, что меня она демонстративно не замечает? Даже когда я делаю заказ, она смотрит исключительно на него. При этом наглухо застёгнутая рубашка чудесным образом расстегнулась на пару пуговиц, пока Яна несла меню.
Глядя на неё, я вдруг понимаю, почему слово «гадюка» женского рода. Обслуживай нас парень, он вряд ли бы вёл себя подобным образом. И уж точно не стал бы вываливать свой пятый размер груди на стол, расставляя приборы.
Когда я отхожу вымыть руки, Яна дважды подходит к нашему столу что-то уточнить по заказу, не забывая при этом ослепительно улыбаться. Челюсть у неё свело, что ли?
Мне резко хочется научиться метать колющие предметы и использовать её в качестве мишени. Только скучающее выражение лица Тимура спасает эту змею-искусительницу. А стоит сесть на место, как я напрочь про неё забываю.
Тимур притягивает к себе и, коснувшись виска своим тёплым дыханием, неожиданно спрашивает:
— Расскажи, о чём ты мечтала в детстве?
Вопрос настолько застаёт врасплох, что я невольно отстраняюсь и с удивлением всматриваюсь в знакомое лицо.
Смотрю на него, как на инопланетянина.
Какому мужчине могут быть интересны давние женские желания? Они соглашаются на такие разговоры, только когда на горизонте маячит секс. Но Тимуру ни к чему мучить себя подобными беседами по душам. Сегодня мы, кажется, перевыполнили норму в этом деле.
Однако тёмный горящий взгляд заставляет поверить, что ему это действительно важно. Что стоит напрячь память и попытаться вспомнить самое сокровенное, а не просто отделаться ерундовой хотелкой.
— Несколько лет после развода родителей я мечтала, чтобы папа опять вернулся в семью, — впервые говорю о том, что привыкла хранить глубоко-глубоко внутри, в сердце десятилетней девочки. — Мне катастрофически не хватало наших воскресных встреч. Да, он очень старался компенсировать этим днём недо-проведённое время. Прогулки в парке аттракционов, дельфинарий, цирк, кино — всё было. Но с каждой встречей я острее ощущала, что именно его в моей жизни всё меньше. Когда у папы появилась женщина, я поняла, что мечтать уже бесполезно. Казалось, что я маленький, никому не нужный Плутон. И моё Солнце, моё главное небесное светило, отстраняется от меня всё дальше. Оно больше не светит для меня каждый день. Не согревает своими ласковыми «Дашуля-красотуля, не вешай нос. Прорвёмся». Я чувствовала себя брошенной, ненужной, бесконечно одинокой. Почему папа ушёл от мамы я могла понять. Я бы и сама ушла. Было бы куда. Но вот почему папа оставил меня, я не понимала.
Впервые в жизни я не думаю, о чём говорю. Слова сами вылетают из меня. То, что пряталось под слоем детских обид, наконец-то выбралось наружу. И вдруг становится так легко, словно айсберг, что полжизни дрейфовал внутри меня, наконец-то растаял.
— Знаешь, ещё одно из самых заветных желаний, которое так и не исполнилось, было завести попугая, — вспоминаю уже с улыбкой.
Кажется, я начинаю втягиваться в эту игру.
— Попугая? — Переспрашивает, так же улыбаясь. — Почему не щенка или
