и неудобный транспорт внутрь, матеря себя последними словами. Вовсе не за то, что своими руками вкатываю бомбу туда, где она принесет максимальные повреждения, а из-за своей наивности. Я знал, что гоблинам нельзя доверять, что они вполне могут выкинуть что-то несмотря на все грядущие для них проблемы, но, видимо, всё-таки мерил их человеческой меркой.
— Я рад тебя видеть, Петр, — выдохнул я, закладывая первый из засовов на дверь.
— Несмотря на…? — с усмешкой произнес сидящий спиной ко мне человек, на которого были наведены стволы двух пулеметов.
— Несмотря, — вздохнул я, становясь напротив него, — Несмотря ни на что. Девочки, не стрелять. Это приказ.
— Даже если я скажу, что должен угрозой смерти вынудить тебя подождать, пока твоя дочь не откроет портал, а затем забрать её туда? — поморщившись, кивнул бывший питерский бандит себе за спину.
— Конечно, — пожал я плечами, — Мы оба знаем, что я этого не сделаю. Мы оба знаем, что гоблинам нечем было тебя купить или запугать. Так что, напрашивается лишь один вывод. Ты сбежал из плена. Верхом на бомбе.
Больше минуты мы молча пялились друг на друга. Напряжение нарастало, а я, между делом, некстати подумал, что от этой ситуации мой гримуар должен быть в восторге. Еще одна мысль проскользнула в голову, но оформиться не успела, потому что господин Красовский, оскалившись, цапнул зубами прикрывающую её рогожу, резко дёргая в бок. Выплюнув начавшую самостоятельно сползать ткань, он хрипло пробормотал:
— Верхом на бомбе, без рук, ног и одного глаза. Учись, Дайхард!
Кисти и ступни моего друга были… удалены. Скрипнув зубами под наглой усмешкой Петра, я сдержался, небрежно спросив:
— Знаешь, как разоружить бомбу?
— Они собирали её под моим руководством, Кейн, — продолжал скалиться искалеченный человек, которого, очевидно, долго пытали, — и да, она не взорвется. По крайне мере в ближайшее время.
— Отлично, — глубоко вздохнул я, слыша, как в респираторы своих доспехов выдохнули и девчонки, — Тогда план действий таков — снять тебя отсюда, показать врачу…
— А можно просто пулю? — неожиданно серьезным тоном спросил мой друг, — Кейн, серьезно… давай присядем, поговорим, я тебе кое-что расскажу, а потом ты мне окажешь ту же милость, что и Парадину, а?
— Ты придумал этот фокус с бомбой лишь для того, чтобы умереть? — еле сдержался я.
— Ну… там мне этого так и не дали, — развел обрубками рук Петр, — Как видишь.
Кажется, мои планы придётся дополнить. Убивать друга, которого я уже похоронил, было бы совсем уж жестоким делом, хотя бы по отношению к себе самому. Безумного, суицидального, бесконечно храброго, капитально ненадежного, но при этом зверски упрямого.
Я молча встал, налил в баре два стакана виски покрепче, один отнес Петру, с готовностью прижавшего культей ёмкость с алкоголем к губам и начавшего жадно пить. Сам тоже не стал тянуть, выдул всё, что было налито, поставил опустевшую емкость, забрал такую же у калеки, а потом, глядя ему в глаза, сказал:
— Мы можем сделать это по-разному. Можно так, как ты хочешь. А можно по-моему. Знаешь, как это будет? Я дам тебе доспех, который вернет тебе возможность ходить и стрелять. Дам время к нему привыкнуть. А потом… потом возьму с собой на охоту за драконом. Настоящим драконом с размахом крыльев в полсотни метров, Петр Васильевич. С самой смертельной и самой сволочной тварью из всех, когда-либо существовавших на Сердечнике.
Снова долгая тишина, за время которой изрядно погасшие глаза изнемогающего от боли человека оживают. Буквально вспыхивают, хоть и с долей страха. С немалой такой долей.
— Но мне придётся её увидеть, да? — горько вздыхает Петр.
— Еще как придётся, — уверенно киваю я.
— Сволочь ты, Кейн. Но я согласен. Платить нужно по всем счетам.
— Хорошо. Тогда, уж извини, мы тебя снимаем с этой недобомбы, а потом оттаскиваем ко мне в Чикаго. Врач там неподалеку. Мне тут нужно кое-что закончить, так что поговорим после осмотра.
— Я бы отказался, — бормочет Красовский, — но мне что-то так по мозгам дало… Эх, князь, будь по-твоему. Пусть будет дракон. Даже два дракона.
— Ага, — киваю я, — пусть будет.
Больше я не говорю ничего, лишь отношу Красовского в ту же комнату, где валяется Азов и суетятся Пиата с Зеленкой. Молча возвращаюсь, чтобы снять с кресла почти пять килограммов кавара, смешанного с острыми стальными осколками. Молча начинаю перетаскивать свои запасы антимагической смолы. Труд, занимающий у меня несколько часов.
Мне очень хочется поговорить с Красовским, но этот разговор, в принципе, уже не изменит ничего. Ему вообще в таком состоянии много говорить нельзя. Восстановление и все дела. Так что, думаю, нужно принять меры, чтобы сократить нашу будущую беседу.
Отдаю несколько приказов своим китайским девчонкам, а потом просто сижу несколько часов в своем кабинете, игнорируя стук в дверь и приглушенное бормотание Пиаты за ней. Игнорирую звонки, поступающие на разговорник.
— Господин, мы закончили, — еле слышно доносится из-за закрытой двери то, что я хочу услышать.
Хорошо.
Открываю портал. Делаю сквозь него один шаг, вновь находя себя в малоосвещенной зале крепости на Гарамоне. Мире, где обитают либо идиоты, либо те, кто совершенно нетерпим к другим расам и видам разумных. Хотя, может быть, я и ошибаюсь. Я же никогда не пытался выяснить, как именно ко мне относится большинство гоблинов? Просто отдавал приказы ближайшим. Может быть, там целый мир невинных существ, которые и знать не знают о том, что несколько из них, облеченных властью, ведут непримиримую борьбу против жестокого человека. Может, приказ о бомбе был отдан теми, кто в двух шагах от краха и казни, а на смену ему должны прийти вменяемые и адекватные зеленокожие, готовые сотрудничать, желающие жить. Уничтожить меня, чтобы жена с дочерью жили, страшась зайти в этот мир, отдать новые приказы. Купить время.
Просто…
— «Просто тебе не до этого», — говорит в моей голове лорд Алистер Эмберхарт.
— «Именно так и есть», — соглашаюсь я, — «Мне не до этого».
А затем произношу вслух.
— Гарамон. Договор разорван.
Прощай, жестокий мир.
Глава 15
— Заголовки газет завтра будут разрываться… — вздохнул я, падая на гостевой диван, стоящий в углу «больничной палаты».
— Еще бы, — незамедлительно откликнулся Костя, сидящий на кровати со здоровенной
