габаритах. Чем, черт побери, вас кормила мама?
— Да мало чем.
— Может, это генетика. Ваш отец тоже был здоровяком?
— О своем папаше я знаю столько же, сколько и ты о своем.
— О, простите.
— Да не извиняйся. Я уже давным-давно свыкся с этим.
Можно было бы попытаться развить тему, но по своему опыту знаю, как неприятно отвечать на подобные вопросы. Включаю радио, чтобы покончить с искушением и тишиной.
— Как насчет Пола Янга?
— Не, пасиб. А есть «Слейд»?
— Да вы и вправду одержимы семидесятыми! Почему, если не секрет?
— Так просто.
— Вам самому-то не кажется, что для вашего возраста увлечение несколько странное, а? И кстати, сколько вам лет?
— Сорок с чем-то.
— Значит, вы родились в семидесятых, как и я. Не могу похвастаться яркими воспоминаниями об этом десятилетии.
— А я помню, — вздыхает Клемент. — Как будто это было вчера.
— Да бросьте, вы же тогда были совсем ребенком. Лично у меня в памяти только и отложилось, что рождественская реклама игрушек, которых у меня не было, да еще эти ужасные мясные консервы! Мы как будто только ими и питались.
— Мясные консервы?
— Колбасный фарш, тушенка, эта отвратная свинина в желе. Черт, меня выворачивает при одной лишь мысли о ней!
— А мне нравились консервированные пироги. Они, кстати, до сих пор продаются.
— Альбомы «Шоуваддивадди» тоже продаются — но кому охота их покупать.
Я замедляюсь на сужении двух полос в одну. Какой-то тип на «ауди» пытается проскочить вперед меня. Не на ту напал! Я держусь чуть ли не впритык к бамперу машины впереди, и мой маневр встречается неистовым гудком.
Опускаю окошко и выкрикиваю рекомендацию по вождению:
— Отвали, козел!
Поток замирает, и водитель «ауди» не упускает возможности отреагировать на мой любезный совет. Он вылезает из машины и, опираясь на крышу, осведомляется:
— Тебе чего, больше всех надо?
Именно такого персонажа я и ожидала увидеть: на пятом десятке, с красной рожей и лысиной. И, вероятно, микроскопическим членом…
— Не хрен лезть без очереди!
— Кончай истерить! — вопит он в ответ. — У тебя критические дни, что ли?
Его комментарий для меня красная тряпка, простите за каламбур. Я выбираюсь наружу, оглушительно хлопнув дверцей, и ору:
— А ну, подойди сюда и повтори!
Ухмылка на его физиономии исчезает, а через долю секунды и он сам. Затем следует щелчок запираемых замков.
Я наклоняюсь и бросаю ему в пассажирское окошко:
— Ссыкло!
И с чувством полного удовлетворения усаживаюсь обратно за руль.
— Полегчало? — осведомляется великан.
— Да, спасибо. Не терплю таких мудил-шовинистов. Без обид.
Поток наконец-то двигается, и я на секунду задумываюсь над собственным заявлением.
— Клемент, а почему вы остались в машине?
— Ты хотела, чтоб я бросился тебя спасать?
— Вовсе нет.
— Тогда в чем же дело?
— Просто большинство мужчин выскочили бы из машины и наорали на того мужика.
— Я не большинство.
— Это да, но на мой вопрос вы так и не ответили.
— С этим козлом разбиралась ты, ну и смысл мне был соваться?
— Хм, потому что мужчины вроде вас чувствуют себя обязанными заступаться за беззащитных женщин.
— Мужчины вроде меня?
— Шовинисты.
— Вот так всегда, на хрен, — фыркает великан, скрещивая руки на груди. — И это говорит журналистка. Тебе стоит почаще заглядывать в словарь.
— Не поняла? — хмурюсь я.
— Шовинист, если мне не изменяет память, это вроде как тот, кто считает баб глупее и бестолковее мужиков, да?
— Э-э, я…
— Послушай, пупсик, да у тебя яйца тверже, чем у большинства знакомых мне мужиков, ну и сообразительнее ты большинства из них. Поэтому-то я и остался в чертовой тачке. Я что, шовинист из-за этого?
— Не из-за этого, конечно, а из-за своего языка.
— А вот и нет! — рявкает он. — Это просто слова. Со своим языком я ничего не могу поделать, но это вовсе не значит, что я пещерный человек!
Я явно задела Клемента за живое, впервые вижу его искренне возмущенным. И я понимаю почему.
Немного выжидаю, пока он не успокоится, и чистосердечно раскаиваюсь в содеянном:
— Простите, Клемент. И спасибо вам.
— За что?
— Простите за то, что вела себя как сварливая баба, а спасибо за комплименты.
— Да не за что.
— Вы гораздо… сложнее, чем кажетесь поначалу. Я говорю это в положительном смысле.
— Да ты еще и половины не просекла, пупсик.
— Надеюсь, вы все объясните мне, когда мы разоблачим «Клоуторн».
— Посмотрим.
Не сказала бы, что Клемент надулся, но разговор затухает. Лично я помалкиваю по той причине, что пытаюсь хоть сколько-то разобраться в человеке, сидящем рядом. В свою журналистскую бытность я встречалась с самыми разными людьми — добрыми, подлыми, героическими, запутавшимися, отзывчивыми, глупыми… Последних, пожалуй, было больше всего. И хотя я знакома с Клементом лишь несколько дней, могу твердо сказать, что с такими судьба меня еще не сводила.
Мы подъезжаем к Эбботе-Лэнгли, но я продолжаю теряться в догадках.
— Еще пара минут, — объявляю я, когда мы проезжаем центр деревушки.
— Вот и хорошо. Хоть ноги разомну.
Навигатор предупреждает о повороте налево, и через сотню метров по невыразительной полусельской дороге мы сворачиваем направо на узкую улочку. Наша цель, коттедж «Можжевельник», располагается, судя по всему, в самом ее конце.
Пока мы приближаемся к дому, я вдруг обращаю внимание, как сильно у меня взмокли ладони за последние несколько километров. До этого меня отвлекал разговор с Клементом, и я даже не вспоминала о стоящей перед нами задаче. Когда же до конечного пункта остаются считаные секунды, сердце так и готово выпрыгнуть из груди.
Проезжаем последние несколько метров на черепашьей скорости. Слева от нас тянется луг, за которым высится лес. Справа за высокой живой изгородью с фермерскими воротами маячит «Можжевельник». На поворотном круге в конце улочки останавливаюсь и глушу двигатель.
— Ну вот и приехали, — нервно выдавливаю я.
— Неплохое местечко, пупсик. Тихо, соседи в отдалении, движения нет.
— Господи, да вы говорите прямо как серийный убийца на разведке!
— Поверь мне, я очень не хочу, чтобы кто-то умер.
Не совсем убежденная, выхожу из машины. Не считая шороха листвы на легком ветерке, стоит почти полная тишина, и внезапный хлопок закрытой Клементом пассажирской дверцы бьет прямо по моим натянутым нервам.
— Значит, так, пупсик, — инструктирует меня великан. — Постучишься в дверь, я пока буду стоять в сторонке. Как он откроет, убедись, что это он, и сразу отходи вправо. Остальное на мне. Усекла?
— А если он не один?
— Если откроет кто-то другой, просто скажи, что заблудилась и ищешь дорогу.
— Да, а вдруг откроет он, а его подружка на кухне?
— Предоставь это мне.
Я
