— Еще ни разу, — ответил тот. — Все недосуг. К теще бы надо. Приболела теща.
— Теща подождет, — сказал Грязнов. — Поймет, если сможете ей объяснить. Скажете, что вашей машиной воспользовались преступники...
Хозяин присвистнул и понимающе кивнул. Нельзя — стало быть, нельзя. Он понимает. Хозяин машины даже сделал шаг назад и чуть в сторону, выражая таким образом почтение к занятию Грязнова и Фрязина.
— А вы нам в общем-то и не нужны, — сказал ему Володя. — Сами справимся. Не беспокойтесь. Машину запрем и ключи занесем.
Хозяин послушно двинулся к подъезду.
— Дисциплина, — сказал Володя, глядя ему вслед. — Что-то такое было в его биографии, как вы думаете?
— Ты руль пудри, ручки, а не мне мозги, — проворчал Грязнов. — И вот что: посвети-ка на педаль. На всякий случай... Мало ли.
— Думаете, он сам сел за руль? — удивился Володя.
— Ничего я не думаю. Но исключить такую возможность не могу. Тем более что эта мадам, похоже, педали тоже не протирала...
Грязнов кряхтел, снимая засохшую грязь с педалей. Вряд ли это что-нибудь даст. Но вдруг пригодится. В их деле никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
Через полчаса они закончили.
— Как думаешь, пальчики у тебя проявятся хоть чьи-то? — спросил Грязнов, вылезая из машины.
— Хозяев наверняка, — ответил Володя. — А коврик, значит, берем? На нем следы?
— Гаишники могли наследить... — вздохнул Грязнов. — Это называется отсутствием взаимодействия разных родов войск.
Он взглянул вверх. На балконе стояли бдительные хозяева и смотрели на них.
— Замерзнете! — крикнул им Грязнов. — Мы сейчас поднимаемся.
Те промолчали. И в этот момент во двор въехала милицейская машина, поблескивая сине- красными огоньками.
— Уже вызвать успели, — хмурясь, сказал Грязнов. — Позвонили в местное отделение, а там сказали: знать ничего не знаем! И выслали наряд.
— Вы сами подали хозяевам эту мысль, — ответил Володя. — Помните? «Я сам в отделение звоню, проверяю... »
Грязнов лишь рукой махнул и зашагал навстречу вылезшим из щегольского «форда» милиционерам. Протянул им свое удостоверение, потом обменялся рукопожатием.
— Все в порядке, Вячеслав Иванович? — спросил старший. — Помощи не надо?
— Помоги, если можешь, материально, — пошутил Грязнов.
Молодые милиционеры заулыбались и посмотрели наверх, откуда их окликали хозяева.
— Все в порядке! — крикнули они снизу.
Когда Грязнов и Фрязин поднялись наверх,
дверь им открыли сразу.
— Ну наконец-то! — расплылась в улыбке хозяйка. — Устали, поди, голодные. А я чай поставила, жду вас.
— Чай — это всегда хорошо, — сказал Грязнов, — и, пожалуй, мы не откажемся.
Но Володя отказался, заспешил, и Вячеславу Ивановичу пришлось одному выпить чашку чая, потому что хозяева засмущались, отказались: вы пейте, пейте, а мы дома, мы всегда успеем.
К себе в управление он вернулся около восьми вечера. И сразу раздался звонок.
— Весь вечер не могу дозвониться! — бушевал Турецкий. — Где тебя носит?
— А еще интеллигентный человек, — упрекнул его Грязнов. — И такие выражения — где носит... Вот тебя где носило все это время? Тут такие дела разворачиваются. Да тебе, поди, неинтересно уже, что происходит в родном отечестве. Вы там все больше международным терроризмом пробавляетесь, вам наши дела да случаи неинтересны.
— Мне звонил этот господин из посольства — Самед Асланович, — сказал Турецкий. — Говорит, будто у вас там есть гражданин Азербайджана некто Мансуров. Мол, человек известный, а сидит в СИЗО.
— Отпустить, что ли? — нахмурился Грязнов.
— Наоборот, просит подержать подольше.
— Вот так да! — удивился Грязнов. — Обычно из этого посольства другое требуют. Вас там, в Баку, еще не задерживают на улицах как лиц славянской национальности? Документов не требуют?
— Сюда эта мода еще не дошла, — ответил Турецкий.
— Мансуров... — стал припоминать Грязнов. — Наглый такой, в Бутырке... Да я этого негодяя вообще никуда не выпущу.
— Ты уверен, что мы говорим об одном и том же лице? — спросил Турецкий.
— Я уверен только в том, что разговариваю сейчас с тобой.
— И то хорошо, — не желая раздражать друга, примирительно сказал Турецкий.
— Вряд ли этот подонок известная фигура в солнечном Азербайджане, как тебе кажется, — сказал Грязнов, остывая. — Вот только брат его... Будто бы тот подкупает должностных лиц. Есть сведения, что купил двоих наших пленных, чтобы обменять их на своего братца. Если не вмешаемся, то обменяет.
— Вот-вот, — сказал Турецкий, — значит, не зря я тебе позвонил.
— Не зря. Значит, этот мерзавец, для которого скупают в Чечне наших пацанов, теперь сидит здесь... Постой, никак не укладывается... Ты понимаешь, что происходит?
Турецкий молчал.
— Да он у меня отсюда вообще теперь не выйдет! — заорал Грязнов.
— Ну ты там полегче, — сказал Турецкий. — Он гражданин иностранного государства. Не вздумай устраивать там бучу, а то знаю я тебя.
— Да ничего ты, Сашка, не знаешь! — в сердцах воскликнул Грязнов. — Тебя не было со мной в камере, где только что они изнасиловали пацана и нагло смеялись мне в лицо! Мой брат, говорит, купит мне прокурора, и я отвечу только в его присутствии... Ты представляешь?
— До этого, значит, дошло? — серьезно спросил Турецкий.
— Поэтому, Александр Борисыч, ты мне ничего не говорил, а я ничего от тебя не слыхал. Тут дело моей чести. Что еще?
— Да вот... — неуверенно произнес Турецкий. — Не знаю, право. Так все совпало. У нас есть запись разговора жены этого Мансурова с одним бельгийским дипломатом, если тебе это интересно... Совсем молодая особа, игривая, смазливая, словом, время не теряла.
— Ну? — поторопил его Грязнов.
— Что — ну? — передразнил Турецкий. — Тебе только скажи... Не нравится мне это, о чем ты сейчас подумал. Понимаешь?
— А откуда ты, Борисыч, знаешь, о чем я подумал? Может, я подумал о наших пацанах, которых этот упырь скупает в Чечне? О том, как их освободить...
— Однако хватка у тебя...
— Как у волкодава, — сказал Грязнов. — Заканчивай, не томи.
— Будешь его шантажировать? — спросил Турецкий после паузы.
— Ее как звать? — спросил Грязнов.
— Фирюза.
— Фирюза так Фирюза, мне без разницы. Значит, если я вас, Александр Борисыч, правильно понял, фотографии постельных сцен эротического содержания из бельгийского посольства вы вышлете мне в ближайшее время по телефаксу?
