кхм…
Он выразительно приподнял брови.
Ерохин не возводил алтари, не стал иначе одеваться, не начал рисовать странные символы. То есть в целом, по словам соседей, вёл себя почти нормально. Если не считать брезгливой гримасы и нескрываемого презрения.
Максим позвонил Егору и отчитался. Старший рассказал, что соцсети Сергей Ерохин забросил ещё летом, а в университете не было никаких драк, неожиданных смертей или несчастных случаев.
— Раз новых друзей у него вроде как не было, в соцсетях он не зависал, то давайте одногруппников проверим. Возвращайтесь в отдел, будем проверять его группу: там двадцать человек — работы всем хватит.
Работы и правда хватило всем. Егор велел искать пристально и внимательно, не был ли кто-то внезапно отчислен? Или наоборот, не появился ли новичок? Не получил ли кто наследство? Не имел ли проблем с полицией? В общем, всё-всё, что можно выудить из более-менее открытых источников.
Минут сорок в кабинете стояла тишина, прерываемая только стуком клавиш.
— О, а я нашёл! — подал голос Максим. — Спасибо Вике! У нас тут суицид в группе Сергея Ерохина. Его одногруппник, Матвей Ванин, свёл счёты с жизнью в октябре. Записку не оставил, но у полиции сомнений нет: точно сам.
— Наши проверяли? — Аз даже телефон отложил.
— Нет, ничего же подозрительного. Но отчёт из морга всё равно запросим. Вдруг что-то всё же есть.
— И опись личных вещей обязательно! — напомнила Вика.
— Думаешь, может что-то похожее на цацку Ерохина найтись? — нахмурился Егор.
— Может и найтись, — кивнула девушка.
— Так, план такой, — объявил старший. — До конца рабочего дня всего ничего, да и воскресенье опять же, так что сверяем данные: из морга, от Жиркова, статистику продолжаем смотреть. Завтра в универ. Восьмое отделение далеко?
Егор посмотрел на Вику, и та, поправив очки, сказала:
— Самый дальний от нас район.
— Мда. Ну, если в универе ничего не найдём, придётся туда ехать. Предъявить пацану, правда, нечего. А слабые остаточные следы он мог и в транспорте подцепить, например. Так что пока новой информации нет, сидим в городе. Утром поедем в университет, посмотрим на одногруппников. А сегодня мы со стажёром к родственникам самоубийцы съездим. Разузнаем, не менялся ли парень и нет ли у них каких-то соображений.
Через час «форд» старшего остановился у пятнадцатого дома по улице Октябрьской.
— С родственниками Ванина буду говорить я, — объяснил Егор. — Ты смотри по сторонам, подмечай, если что не так. Хорошо?
Эд кивнул.
Дверь им открыла немолодая рыжеволосая женщина в пёстром домашнем платье. Из квартиры вкусно пахло блинами, и у Эда совершенно неуместно заурчало в животе.
Егор махнул «корочками» и сказал:
— Старший сотрудник Брянцев. Стажёр отдела Петров. Вы мать Матвея Ванина?
— Нет, я тётя. Щас, погодите.
Женщина пропустила их в тесную тёмную прихожую и закричала в сторону кухни:
— Нина! Это к тебе!
Из-за кухонной двери тут же появилась встревоженная женщина помоложе с круглым веснушчатым лицом.
— Ко мне? Кто?
— Из органов, — пояснила её сестра. — По поводу Моти.
— Ох… — женщина побледнела. — Вы… вы проходите сюда.
Она указала на прикрытую дверь напротив кухонной и сама поспешила туда, нервно вытирая руки переброшенным через плечо полотенцем.
В комнате, оказавшейся маленькой спальней, женщина спросила:
— Что-то узнали, да?
— Мы в связи с другим делом, гражданка…
— Нина я. Нинель Олеговна.
— Нинель Олеговна, есть основания предполагать, что случившееся с вашим сыном может быть не единичным случаем. Детали разгласить не могу, но следствие очень надеется на ваше сотрудничество.
Эд удивлялся про себя: как же обтекаемо звучат фразы Егора! И на важные обстоятельства намекнул, и тайну следствия затронул, и ничего по существу не сказал. Вот чему точно стоит научиться.
Нинель Олеговна судорожно вздохнула и прошептала:
— Значит, и другие есть… а я-то, дура, думала, что Мотенька с ума сошёл…
— Пожалуйста, расскажите нам всё, — настойчиво произнёс Егор. — Матвей говорил о ком-то перед… перед смертью?
Женщина кивнула, и из её глаз полились слёзы.
Она спрятала лицо в полотенце. Несколько секунд в комнате слышались только приглушённые рыдания.
Наконец, Нинель Олеговна опустила руки с полотенцем и, глядя в пол, сказала:
— Мотя за день до… до того, как его не стало, поругался с братом. Витька в его сумку залез, за ручкой. Мотя стал кричать, что он особенный, а его брат — отстой. Витька разревелся. Я прибежала на крики, тоже на Мотьку наорала. Ну, что нельзя брата обзывать.
Плечи женщины задрожали, но она сумела взять себя в руки.
— А потом он на меня так посмотрел, как чужой, и говорит: «Ты тоже, мама, второй сорт». У меня аж всё внутри похолодело. Я ему говорю: «А ты первый, что ли?» Он мне: мол, да, есть избранные, а есть мусор. Я ему подзатыльник отвесила.
Она замолчала, а потом сказала совсем тихо:
— Я думала, он поэтому… что из-за меня…
Эд не выдержал и шагнул к убитой горем женщине.
— Вы ни в чём ни виноваты, Нинель Олеговна. Мы выясним, сам он на… это решился или кто-то его спровоцировал. Но вы не виноваты.
Она закивала, снова заплакала, села на край кровати, будто ноги её уже не держали.
— Я за водой, — бросил Егор, выходя за дверь.
Эд спросил:
— Матвей стал другим, да? Раньше он к вам и брату по-другому относился?
— Да, он всегда хороший был, умный, — всхлипывая, произнесла женщина. — Обе сессии на отлично сдал…
— А изменился когда?
— Летом был нормальный, а как учиться начал…
Вернулся Егор со стаканом воды. Нинель Олеговна залпом опустошила стакан и застыла, держа его в руках.
— Вы полиции об этом не рассказывали? — осторожно спросил Эд.
— Нет. Не смогла. Дура, дура!
Она попыталась ударить себя стаканом, но Эд перехватил её руку и тихо повторил:
— Вы ни в чём не виноваты. Я понимаю, что вам от этого не легче, но Матвея уже не вернуть. А вот Витя очень нуждается в маме.
Женщина подняла голову и посмотрела на стажёра со слабой улыбкой.
— Вы так говорите, что верить хочется.
На улице Егор позвонил Максиму, но новостей у оставшихся в спецотделе коллег не было. Старший поделился тем, что узнали они со стажёром, и подытожил:
— Кажется, у
