Горах протянул к Хишаху дрожащую руку.
– Что же, – пробормотал он, заикаясь, – это не Рианон?
– Даже твой человеческий разум уже способен это понять, – с презрением ответил Хишах. Он отбросил с головы капюшон и двигался теперь к Карсу, и его змеиные глаза были полны насмешки. – Одним прикосновением к твоему сознанию я мог узнать правду, но мне не нужно было даже этого, ты, Рианон! Рианон из рода Куири, с миром пришедший приветствовать своих детей из Кару-Дху!
Из горла каждого Дхувианина вырвалось насмешливое дьявольское шипение, а Хишах откинул голову, и кожа на его шее задрожала от смеха.
– Посмотрите на него, Братья! Слава Рианону, ничего не знающему ни о завесе, ни о том, почему она охраняет Кару-Дху.
И они приветствовали его, низко склонив головы.
Карс стоял очень спокойный, на мгновение он даже забыл о своем страхе.
– Ты, глупец, – сказал Хишах. – В конце всего Рианон ненавидел нас. В конце он узнал о том, что одурачен, узнал о том, что его ученики, которым он преподал зачатки знаний, выросли и стали слишком умными. С завесой, тайне которой ты научил нас, мы сделали наш город непроницаемым даже для его могущественного оружия, так что когда он пошел против нас, было уже поздно.
Очень медленно Карс спросил:
– Почему он пошел против вас?
Хишах рассмеялся.
– Он понял, какую пользу мы извлекаем из полученных от него знаний.
Иваин выступила вперед и спросила:
– Какую же?
– Думаю, ты уже знаешь сама, – ответил Хишах. – Поэтому-то вы с Горахом и очутились тут, не только для того, чтобы посмотреть, как с самозванца будет сорвана кожа, но и для того, чтобы раз и навсегда понять свое место в этой игре.
В его мягком голосе ощущался сейчас оттенок высокомерия.
– С тех пор, как Рианон был сокрыт в гробнице, мы завоевали власть по всему побережью Белого моря. Нас слишком мало для того, чтобы объявить открытую войну. Поэтому мы действуем через людей. Используем их инстинкты, как собственное оружие. Теперь у нас есть оружие Рианона. Вскоре мы научимся им пользоваться и тогда люди-инструменты не будут нам больше нужны. Дети Змеи станут правителями в каждом дворце, а от остальных мы будем требовать полного уважения и послушания. Что думаешь об этом ты, гордая Иваин, всегда ненавидевшая и презиравшая нас?
– Я думаю, – ответила Иваин, – что я скорее паду от собственной шпаги.
Хишах пожал плечами.
– Тогда пади. – Он повернулся к Гораху. – А ты?
Но Горах лишь рухнул на каменный пол в глубоком обмороке.
Хишах снова обратился к Карсу.
– А теперь, – сказал он, – ты увидишь, как мы приветствуем своего повелителя!
Богхаз застонал и закрыл лицо руками. Карс крепко сжал эфес бесполезной шпаги и спросил странным тихим голосом:
– И никто так никогда и не узнал, что Рианон в конце концов пошел против Дхувиан?
Хишах мягко ответил:
– Куири знали, но все равно приговорили Рианона, потому что он слишком поздно прозрел. А кроме них знали только мы. Но зачем нам было оповещать об этом мир, если нас веселила та ненависть, с которой Рианон проклинался как наш друг?
Карс закрыл глаза. Весь мир качнулся под его ногами: в ушах его шумело, в груди бушевал огонь.
Рианон говорил правду в пещере Мудрых. Он говорил правду, когда уверял в своей ненависти к Дхувианам!
Зал наполнился звуками, похожими на шелест сухой листвы, когда Дхувианы, не размыкая рядов, медленно двинулись к Карсу.
С усилием почти нечеловеческим Карс открыл все каналы своего сознания, в отчаянии пытаясь в этот последний момент проникнуть в его тайный, странно тихий угол.
Он громко крикнул:
– Рианон!
Приступ шипящего смеха заставил Дхувиан остановиться. Они просто задыхались от смеха!
Хишах крикнул:
– Айя, зови Рианона! Может быть, он придет из могилы помочь тебе!
И полными насмешки бездонными глазами они смотрели на мучающегося Карса.
Но Иваин поняла. Она быстро подошла к Карсу, выхватила из ножен кинжал и приготовилась защищать Карса до последней возможности.
Хишах опять рассмеялся.
– Прекрасная пара – принцесса без царства и фальшивый бог!
Карс снова сказал, на этот раз шепотом:
– Рианон!
И Рианон ответил.
Из глубины сознания Карса, где он скрывался, Проклятый поднялся и мгновенно овладел каждой клеткой, каждым атомом мозга землянина, завладев полностью теперь, когда Карс открыл ему путь.
И теперь, как и раньше в пещере Мудрых, сознание Мэтью Карса отступило и наблюдало и слушало со стороны.
Он слышал голос Рианона – настоящий голос бога, который он мог только копировать, и этот голос срывался с его собственных губ, звеня от нечеловеческого гнева.
– Встречайте же своего господина, о вы, ползучие дети Змеи!
Встречайте и умрите!
Издевательский смех утих, уступив место молчанию. Хишах отшатнулся назад, и страх зажегся в его глазах.
А голос Рианона все возвышался, и стены отвечали ему эхом. Сила и ярость Рианона отражались на лице землянина, и теперь его тело как утес возвышалось над Дхувианами, а шпага в руках казалась лучиком света.
– Ну, как насчет чтения в сознании теперь, Хишах? Проникай глубже – туда, куда ты не мог проникнуть раньше, не способный перешагнуть тот психический барьер, который я поставил на твоем пути!
Хишах громко вскрикнул. Он в ужасе бросился назад. Кольцо Дхувиан распалось. Они бросились к своему оружию, в ужасе раскрыв свои беззубые рты.
Рианон расхохотался, и смех его был ужасен, смех того, кто долгие годы ждал мести и наконец дождался ее.
– Бегите! Бегите и прячьтесь, ибо, забывшись в своей великой мудрости, вы провели Рианона сквозь завесу, и смерть вошла в Кару-Дху!
И Дхувиане побежали, хватая оружие, которое не могло им пригодиться.
Зеленый свет мерцал на блестящих трубках и призмах.
Но рука Карса, ведомая теперь твердым знанием Рианона, метнулась к самому большому из древних приборов – ободку колеса, большого, плоского и кристаллического. Он тронул колесо, и оно начало вращаться.
Должно быть в металлическом шаре был заключен регулятор источника силы, некий скрытый контрольный щиток, которого коснулись его пальцы. Карс так никогда и не узнал в точности, что это было. Он лишь увидел странный темный нимб, возникший в тусклом воздухе, обняв, как оболочкой его, Иваин, дрожащего Богхаза и Гораха, который встал по-собачьи на четвереньки и наблюдал за происходящим глазами, в которых не светилось и искры разума.
