банке, но не те, о которых заботятся. Она сама что-то другое. Ни человек, ни животное, но что-то между этими двумя понятиями.
— А все-таки, кто ты? — Спросил я, когда «бравые бойцы» уже уводили барда. Я не мог противостоять этому, да и она не сопротивлялась. Смотрела со спины, но кивнула в знак повиновения судьбе. Хилерша боялась их методов по-прежнему, но за меня беспокоилась больше.
— Я? Ох, я — обычный наблюдатель и… немного актриса в этом театре. У каждого в этой игре свои цели. Помнишь?
— Твоя — изучить меня?
— И это тоже. Я рада, что ты оказался ценным нерукотворным артефактом. У меня для тебя даже заготовлена целая тетрадка.
«Какая честь» — подумал я, невесело посмеявшись.
Я опустил голову, пытаясь построить логическую цепочку. Апатия, бессилие и предательство были сильнее моего разума.
— А они, все эти «избранные», оказались не такими ценными, да?
— Негативный опыт — тоже опыт. Впрочем, возиться с ним довольно интересное занятие. Готовы любой крючок подхватить, лишь бы это оправдывало их убеждения. А ведь они и, правда, верят в это. Всего-то стоило несколько лет внушать им, что они не часть этого мира, а другие, иные, не такие, как все. Интересно, то ли еще будет. Хорошие песики. Ну, что ж, вставай. Нас ждут великие дела.
Мое тело, которым управлял Янин голос, снова подчинилось приказу. Я промок до нитки, дрожал, но холода не чувствовал. Вообще ничего не чувствовал. Сам стал подобен какой-то Ползучей твари, которая от природы не имела эмпатии.
Даже думать не хочу, о каких новых технологиях тогда шла речь. Что меня ждет — не волновало. Вероятно, мои мозги тоже вынут, промоют и выставят на сушку. Зачем? Служить верой и правдой человечеству? Но какому? Который ходит по струнке и повторяет одни и те же речи? Свято верит в благословение всех людей, но брезгливо потирает ручки заспиртованной салфеткой?
Неожиданно для себя я заговорил, когда следовал за начальницей: — А помнишь, как ты отчитывала свою некогда коллегу за устранение нас?
Она недовольно оглянулась: — И?
— Или то, как ты наругала меня за побег?
— Да, пришлось. Иначе маска была бы сорвана.
— Ты специально пропустила Волшебника?
— Глупо, не правда ли? Кстати, хотела тебя похвалить. Не думала, что ты откажешься идти за ним. Все-таки наблюдение за безымянными — удивительное зрелище. Каждый раз узнаешь что-то новенькое. Я даже перестала тебя воспринимать подопытным кроликом. Ты так стойко держался на тех переговорах, а ведь это был для меня отчаянный шаг. Ты — самый интересный и послушный песик в этой стае.
— Песик? То есть, ты руководишь блюстителями, которых на самом деле сама презираешь? Ты не думала, что на самом деле они не питают к тебе уважения? Они не слушаются тебя и не доверяют твоим словам. Терпят тебя, как лидера, просто потому что это обычная социальная необходимость.
— Они мне этого не высказывают прямо, а значит — все в порядке.
— И ты не видишь в этом противоречия?
— Ах, что только не сделаешь, ради чистоты эксперимента. Все-таки человеческая память удивительная вещь. Все готовы оправдать любую оплошность, даже ту, что происходит прямо перед их носами, лишь бы это не противоречило их интересам. Неправда ли? Кстати, а ты знаешь, что от устранения никакие воспоминания не стираются?
— Чт…
— Ах, ты не задавался вопросом, почему твоя наставница прекрасно помнит свое прошлое? Это не более чем защитная реакция и самовнушение. В этом мире все зависит от физико-математических законов, но твоя психика сама решает, как распорядиться происходящим. Если бы ты хотел видеть меня снова, вспомнил бы сразу. — Она подмигнула, а мое лицо вмиг стало бледным, будто всю кровь выкачали.
В моем инвентаре ничего не было, кроме тетради и ручки. Видимо, никто не подумал пошарить во внутреннем кармане дряхлого пиджака. В остальном же, со мной остались лишь наработанные статы, да потрескавшееся сердце.
Я с такой злостью стиснул зубы, что небо на пару секунд залилось ярким белым светом. Все ослепли. Грянул гром. Такой силы, что машины, находившиеся за множество километров от нас, отозвались душераздирающим гулом.
Ксения, что шла далеко впереди нас, была поражена током, расщепившим на мелкие частицы металлический каркас зонта. Упала на мокрый асфальт, лишенная чувств. Те трое упали следом. Они были куклами, а теперь контроль был разорван. Теперь эти тела не боялись замараться.
Рядом со мной рухнуло дерево. Его ствол разделило пополам, а ветки разбросались по всей земле.
Мы минуту стояли молча, оценивая масштаб катаклизма.
— Что ты сделал? — Спросила Яна, смотревшая на меня глазами полными страха.
Я отвязался от ее голоса. Все ниточки, что были повязаны на мне, отрезались. Теперь она не могла манипулировать мной.
Я взял первую попавшуюся ветку и занес ее за голову. Она принялась обороняться моим сворованным мечом.
Началась финальная музыка, от которой по телу бродила дрожь. Я был стойким и неподкупным. Я — сильный. Я сильнее ее и всех на свете. Я не какой-то там удачный эксперимент. Я — ЧЕЛОВЕК! Вот мое настоящее имя! Я всегда был им и никому не украсть его у меня.
Мы направляли друг в друга удары. Ветка была толстая, твердая, неподатливая для резьбы. Ах, лиственница! Проклятое дежавю…
Тем не менее, она терпела серьезные разломы. Десяток таких и приходилось менять ветку.
Когда она заметно уставала, я целился по рукам и ногам. Я использовал все, чему меня учили. Это было удачной тактикой.
С каждым таким ударом она переставала быть такой строптивой.
У нее были свои слабые места, я чувствовал их. Они есть у всех. У меня тоже.
И вот финальный удар. Она вложила в него всю оставшуюся силу. Яна бежала мне навстречу, испытывая и отчаяние, и гнев, и даже блаженное смирение перед неизбежным. Перед тем, что уже случалось однажды.
Ее голос доносился по всей округе, разбивая окна в жилых домах, что окружали нас.
Я был готов отразить этот крик боли, но… не стал.
Она тоже была человеком. С искаженным восприятием. Та, что не боится идти по головам. Не готовая мириться с бренностью и хрупкостью этого мира. Пытающаяся продлить себе жизнь, питаясь другими, словно хищник. Ей не сочувствуешь, ее не пожалеешь, выбирать ее тоже никому не хочется. Она, как и я, всегда одна. Никому не нужная. Одинокая. Наблюдатель.
Я понял, почему я здесь.
Я здесь, потому что больше не мог наблюдать за ней.
Мне жалко ее, а я не знаю, чем помочь…
Я разжал ладонь. Палка упала. Теперь
