— И что заставило тебя, Влад Викторович, выбрать именно левую стену? — продолжаю я издевательства над начальством.
— Интуиция.
— Так она не сработала, — торжественно усмехаюсь я, — потому что этими баллонами вы загородили мне последние неразобранные документы. И теперь меня точно не волнует кто, где и какой ремонт заканчивает — баллоны нужно перенести. Хотя бы половину, чтобы у меня был доступ к томам!
— Хорошо, — неожиданно соглашается он, хотя веселья это ему не добавляет.
Видимо, лежащая на его плече, ладонь Зары благотворно воздействует на мозг.
— В дальнем конце прохода между первым и вторым стеллажом.
— Влад Викторович, — тяжёло вздыхаю я, уже даже не злясь, — в следующий раз либо зови меня на разгрузку, либо, хотя бы, звони по видеосвязи. Потому что как раз там стоят самые востребованные вашими операционистами кассовые документы.
— У них в круглосуточном доступе электронная база, — недовольно отзывается Крамель.
— Как показала практика, она имеет привычку ломаться, а с моим везением сделает это именно сейчас. И тогда я буду ночевать под твоей дверью, но заставлю вызвать сюда рабочих.
— Оль, может обойдётся ещё? — кусая губы, чтобы сдержать улыбку, надеется Зара.
— Не с этим архивом, Зар, не с этим архивом, — качаю я головой.
Глава 18
Естественно, ничего не обходится.
За час до обеда приходит знакомая уже Ольга из операционного, снова с перебоями в базе и с запросом одного из вкладчиков. И договариваться с Крамелем идёт уже Зара, потому что со мной его не спасло бы ни «Влад», ни «ты».
— Оля, ты здесь?
— Здесь, — со вздохом отзываюсь я, ставлю тома на место и выхожу из прохода навстречу Дальскому.
Попытка добраться до нужных документов через обратную сторону стеллажей не прошла и мне очень хочется надеяться, что их вечно ломающаяся база заработает быстрее, чем Крамель вызовет мне рабочих.
— Идём обедать? — с улыбкой на губах предлагает Дальский.
Представив, как выгляжу с растрёпанным хвостом, в одежде, покрытой бумажной трухой, я стягиваю с волос резинку.
— Я не могу, Крамель должен вызвать мне рабочих.
— У них обед, — качает головой он, — и вряд ли они помчаться выполнять указания Влада, какими бы срочными они не были.
— Иногда мне кажется, что в этом банке работаю я одна, — раздражённо стряхивая пыль с плеч, я иду к компьютеру.
— В «Олд-Арне» результативно работала тоже только ты, — Дальский перехватывает меня на полпути.
— А ты? — обнимая его за шею, я склоняю голову набок.
— И я.
Стыдно сказать, но я снова теряю связь с реальностью. Качественно так теряю, едва ли осознавая себя сидящей на собственном столе. Да что за?.. Мне не восемнадцать, чтобы сходить с ума по красивому и богатому мужику! Точнее, мне не восемнадцать, чтобы это были основные причины для влюблённости.
Влюблённости?
А ведь так и есть. Беда, конечно, но такая, какой не хочется противиться. Стоит подумать на досуге, когда он у меня будет, насколько серьёзно мне хочется влипать во всё это. И насколько серьёзно планирует влипнуть он.
А пока меня очень устраивают жадные ладони, проникнувшие под футболку, и такие же поцелуи. Похоже, что из нас двоих он проголодался больше.
— Обед. — Напоминаю я, уперевшись ладонями ему в грудь.
— Обед, — эхом отзывается Дальский, блуждая по мне отсутствующим взглядом. Осознаёт. Длинно выдыхает и одним движением ладони приглаживает волосы. — Поехали.
— Куда?
— Ты же хотела в «Белого кролика», — улыбается Дальский, пока я закрываю архив.
— В этом? — Мой красноречивый жест обводит кроссовки, джинсы и футболку. — Ни за что.
— Тогда парк и мороженое?
Эта альтернатива нравится мне больше ещё и тем, что обед не резиновый, а парк под боком. Поэтому я позволяю ему увлечь меня к лифту, чтобы, словно влюблённая парочка, выйти из банка держась за руки.
Главная аллея Южного дендрария предоставлят гораздо больший выбор, чем бутылочная газировка и мороженое, поэтому я беру сэндвич и какой-то фруктовый смузи, а Дальский ограничивается любимым эспрессо. И честно молчит, пока я обедаю, рассматривая гуляющих и, через одного, узнавая своих коллег. Один из бонусов беготни по «Рейве» — теперь я знаю в лицо очень многих.
— Идём? — Остаётся полчаса до конца обеда, когда он поднимается, предлагая мне руку.
— Ты не собираешься в отпуск? — интересуюсь я, стоит нам свернуть на одну из не особо популярных тропинок.
— Снова хочешь выгнать меня из города? — весело прищуривается Дальский, как никогда становясь похожим на брата.
— Нет, удивляюсь твоему безделью, — отобрав руку, я сажусь на стоящую в тени скамейку. «Амариллис», конечно, не сравнится с городским дендрарием, но и здесь можно приятно провести время.
— А ты планируешь отпуск? — со смешинками в глазах спрашивает он, садясь рядом.
— Даже не думай, — качаю я головой.
— Почему? — продолжает забавляться Дальский.
— Почему я не поеду с тобой в отпуск? Да хотя бы потому, что ты мой начальник.
— Бывший, — веселится Дальский и аргументы тают, а я едва не урчу, когда его ладонь зарывается в мои волосы. — Ты ведь сама этого хотела.
— Я увольнялась не для того, чтобы с тобой переспать, — выдыхаю я, сама придвигаясь ближе. Или мне это кажется?
— Уверена? — слышится его насмешливый шёпот совсем рядом и я уже ни в чём не уверена.
Может, и правда меня доконала не круглосуточная работа, а чувство неприятного ожидания где-то глубоко внутри? Или не ожидания, а тягучего неудовлетворённого желания?
Бред!
Ни разу за свою бытность секретарём я даже не собиралась представлять как, вместо подписания бумаг, Дальский уверенно берёт меня за руку, устраивает на столе и… Зря, очень зря я об этом думаю! Потому что Дальский, сидящий передо мной, не чета Дальскому из моих мыслей. Этот довольнее, опаснее и желаннее.
— Мне не шестнадцать, чтобы целоваться на парковой скамейке.
Гордясь собой за непомерно длинную, в настоящих условиях, фразу, я отстраняюсь, откидывась на спинку, закидываю ногу на ногу и занимаю руки чем-то безопасным. Недопитым смузи, например.
И мне бы радоваться собственной выдержке, но, враз ставшее неуютным, взаимное молчание напрягает.
— В субботу я еду на день рождения сестры, — сообщаю я, не отрывая взгляда от стакана.
