— И кто позаботится об этом? — спросил Бен-Иаков.
— Те же, кто занимались этим и раньше. — Райан поздравил себя за удачно выбранный ответ. Генералу была отчаянно нужна хоть какая-то информация, и Райан сожалел, что это проявилось так очевидно. Ничего не поделаешь, даже лучшие из нас оказываются иногда загнанными в угол, подумал он.
Бен-Иаков напомнил себе, что досье на Райана нуждается в обновлении. К следующей встрече он будет осведомлен о нем куда лучше. Генерал не относился к числу людей, которые любили проигрывать.
* * *
Доктор Чарлз Олден сидел у себя в кабинете и смотрел по сторонам. Конечно, время покинуть Белый дом еще не наступило. Его отставка нанесет ущерб администрации Фаулера. Само прошение об отставке, уже подписанное, было датировано концом месяца. Но все это лишь для соблюдения приличий. Начиная с сегодняшнего дня от него не требовалось исполнять обязанности. Разумеется, он будет участвовать в совещаниях, читать документы, составлять записки, однако информировать президента придется Элизабет Эллиот. Президент был вежлив, но, как всегда, холоден. «Мне очень жаль терять тебя, Чарли, очень жаль, особенно сейчас, но я не вижу иного выхода…» Несмотря на переполнявшую его ярость, Олден сумел сдержаться во время разговора в Овальном кабинете. Лишь один Арни ван Дамм проявил достаточно человеческих чувств, чтобы заметить: «Черт побери, Чарли!» Несмотря на испытываемое им недовольство из-за того, что политическая репутация его босса несколько пострадает вследствие случившегося, ван Дамм по крайней мере продемонстрировал сочувствие и какую-то мужскую солидарность. Но не Боб Фаулер, защитник бедных и беспомощных.
Но еще хуже проявила себя Лиз, эта высокомерная молчаливая сука с таким красноречивым взглядом. Теперь все его заслуги, все успехи, которых ему удалось добиться, будут отнесены на ее счет. Она знала это и уже купалась в лучах славы.
Объявление о его отставке будет сделано завтра утром. Информацию об этом уже передали прессе. Только кем? Эллиот, пожелавшей продемонстрировать свое удовлетворение? Арни ван Даммом, старающимся уменьшить ущерб, понесенный администрацией? Одним из дюжины других?
Переход от власти к забвению происходит в Вашингтоне быстро. Смущенное выражение на лице секретарши. Натянутые улыбки остальных чиновников в Западном крыле Белого дома. Однако забвение наступает только после вспышки гласности, когда объявляют о событии, — подобно ослепительному свету взорвавшейся звезды, закату видного представителя администрации предшествует шум фанфар. Этим занимаются средства массовой информации. Телефонная трубка была снята с аппарата и лежала на столе. Утром, когда он вышел из дома, его ждали два десятка репортеров с камерами и включенными прожекторами, зная заранее, каким будет ответ еще до первого вопроса.
А эта глупая стерва! С ее коровьими глазами, коровьим выменем и широкими коровьими бедрами. Но и он хорош — сделать такую глупость! Профессор Чарлз Олден сидел в своем дорогом кресле и смотрел на свой дорогой стол. Его голова разрывалась от боли, которую он отнес за счет стресса и ярости. В этом он был прав. Но Олден не заметил, что давление крови у него почти вдвое превысило нормальное. Он также упустил из виду, что в течение последней недели не принимал лекарство, прописанное ему для лечения гипертонии. Подобно типичному профессору, он постоянно забывал о повседневных вещах, и в то же время его блестящий ум справлялся с самыми трудными проблемами.
Вот почему это застало его врасплох. Нестерпимая боль возникла в затылке, в кольце Уиллиса, представляющем собой кольцевой сосуд, снабжающий мозг кровью. Этот сосуд был предназначен природой переносить кровь ко всем участкам головного мозга, являясь запасным на случай закупорки тех сосудов, которые с годами переставали функционировать. Таким образом он нес огромное количество крови. Двадцать лет повышенного артериального давления, в течение которых Олден принимал прописанное ему лекарство лишь тогда, когда вспоминал о предстоящем медицинском осмотре у своего врача, усугубленные стрессом от гибели карьеры, причем позорной гибели, привели к разрыву кровеносного сосуда в правой стороне головы. То, что раньше было головной болью, превратилось в саму смерть. Олден широко открыл глаза и обхватил руками голову, словно пытаясь удержать ее от распада. Но было уже поздно. Разрыв расширялся, и сосуды теряли все больше крови. Это одновременно лишало важные участки головного мозга кислорода, необходимого для его нормального функционирования, и повышало внутричерепное давление до такой степени, что другие клетки мозга, сжатые до предела, отмирали.
Уже парализованный, Олден не терял сознания в течение длительного времени, и его блестящий ум регистрировал происходящее с поразительной четкостью. Он утратил способность двигаться и знал, что смерть совсем рядом. Я был так близок к цели, думал он, пока умирающий мозг напрягал все силы, чтобы обогнать смерть. Тридцать пять лет — чтобы оказаться здесь. Все эти книги, семинары, молодые талантливые студенты. Лекции, дискуссии, кампании. Сколько усилий — и вот я здесь. Казалось, стоит протянуть руку, и я достигну чего-то значительного, ради чего стоило жить. Боже милосердный! Умереть сейчас, на пороге будущего! Но он понимал, что умирает, что с этим надо смириться. Он надеялся, что его простят. Все-таки он был не таким уж плохим человеком, верно? Он так старался сделать мир лучше, так отчаянно старался, и вот, когда осталось совсем немного… до чего-то такого важного… Для всех было бы лучше, если бы такое случилось с ним, когда он влезал на эту глупую корову… и еще лучше, подумал он в последний момент просветления, если бы его преподавательский талант, его интеллект были единственным…
О смерти Олдена узнали так поздно из-за его увольнения и позорной отставки. При обычных условиях секретарша звонила бы ему каждые несколько минут — а сейчас на это ушел почти час. Она отвечала на все адресованные ему звонки и не подзывала его к телефону. Впрочем, это все равно не имело бы значения, хотя секретарша будет чувствовать себя виноватой на протяжении нескольких недель. Наконец, уже собираясь уходить домой, она решила, что должна предупредить об этом своего бывшего босса. Нажала на кнопку внутренней связи и… не получила ответа. Нахмурившись, она подождала и вызвала Олдена снова. Молчание. Она встала, подошла к двери и постучала. Внутри царила тишина. Тогда секретарша открыла дверь и закричала так громко, что ее услышали агенты Секретной службы, дежурившие у дверей Овального кабинета на другом конце здания. Первой прибежала Элен Д'Агустино, одна из личных телохранителей президента, которая прогуливалась по коридору, чтобы размяться — она засиделась.
— Черт побери! — воскликнула она и «Смит-Вессон» мгновенно оказался у нее в руке. Никогда в жизни Элен не приходилось видеть столько крови — она вытекала из правого уха Олдена и накапливалась лужей на поверхности стола. Элен тут же объявила тревогу по своему портативному радиопередатчику. По-видимому, решила она, пуля попала в голову. Ее острый взгляд обежал кабинет, следуя за дулом револьвера. Окна целы. Она бросилась вперед. Да, комната пуста. Что же случилось?
Тут же ее левая рука протянулась к сонной артерии, чтобы проверить у Олдена наличие пульса. Разумеется, пульса не было, но в соответствии с правилами она была обязана убедиться в этом. За пределами кабинета все выходы из Белого дома были закрыты, агенты стояли с револьверами наготове, посетители замерли там, где их застала тревога. Группа агентов обшаривала все здание — от чердака до подвала.
