мне все приснилось. Я нагнулась через стол: на месте, где стоял директор, была лужица. Пахло мочой.
* * *
Проходят минуты, проходят часы, проходят дни. Впервые меня разбудил будильник. Один, другой, а затем еще два в один голос. Это становится моей жизнью, частью меня. Нет больше внутреннего сопротивления, бессонницы. Я встала. День стал длиннее, и уже утреннее холодное солнце входило в комнату через тонкий просвет между стеной и тяжелой темной шторой. Я пошла в ванную и посмотрелась в зеркало, чего давно не делала. Я плохо вижу без очков, однако заметила темные круги возле отекших глаз. И это стала я. Приспосабливание. Упав в колодец, мы тонем и боремся за спасение. А потом мало-помалу принимаем мысль о том, что это наш колодец, только наш, предназначенный нам – может быть, навязанный, а может быть, избранный некой частью нас, дружеской, вражеской, мазохистской, иррациональной… – и становимся его хранителями. Он затапливает нас, а мы его защищаем, свыкаемся с ним, он становится нашим домом – больше нам некуда идти. Темные круги под глазами – это часть моей личности, я больше не покрываю их пудрой.
Я включила музыку: Гольдберг-вариации, музыка на каждое утро, – и отправилась навстречу дню. Поджаренный хлеб и тонкий листок сыра. Я добавила горчицу. Сегодня я одеваюсь в зеленое, в честь зеленой травы. Утро еще бывает свежим, ночью были заморозки. Пахнет чистый воздух. Я иду по улице, спешу к остановке. На деревьях возле здания ранняя весна словно обрызгала ветви: на них крохотные зеленые листочки и зачатки бутонов.
– Вы пришли?
– О чем вы? Конечно, я пришла, отчего же нет?
– У вас вчера истек договор.
– Мне никто не сказал.
– Нужно было смотреть, что подписываете.
– Вернулся ваш библиотекарь?
– Какой библиотекарь?
– Ваш, тот, что получил травму, которого я замещала.
– Библиотекаря не существует.
– Как не существует? А мне сказали, что я замещаю человека, который на больничном.
– Библиотекаря не существует.
– У вас огромная библиотека, кто там работает?
– У нас нет библиотеки: там на полках коробки, которые изображают книги, а настоящих книг нет. Поэтому нам не нужен библиотекарь.
– А что я делала здесь?
– Об этом вам следовало спросить директора.
– Он не отвечал мне на вопросы.
– Да, он глуховат и плохо это скрывает. Теперь все, вы нам больше не нужны.
– Я не знала. Я просто перестала спрашивать, когда увидела, что он не отвечает. Мне было тяжело здесь.
– Почему вы не ушли?
– Не знаю.
– Уходите, мне нужно закрывать дверь.
Я отступила на шаг назад и продолжала смотреть на уборщицу. Она закрыла дверь и ушла внутрь здания, постепенно затих звук ее тяжелых шагов в облезлых тапках. Небо было прозрачное и голубое, солнце освещало здание. Я не могла сойти со ступенек, словно приклеенная к потрескавшимся гранитным плитам, так похожим на бетонные, что вели к Институту, но темнее и более блестящим. На ступени падала тень моих сапог. Я не могла вернуться – мне было некуда идти. Я словно застряла между реальностью и сном. Ни туда, ни сюда. Минуты, десятки минут, часы… Я стояла перед Институтом и ждала, чтобы меня вернули в колодец, который я для себя выбрала. Если нет книг и нет библиотекаря, тогда не было всех часов и дней, которые я провела в этом здании. Эта мысль показалась мне страшной. Я разрыдалась. Теперь я так одинока, отброшена и унижена…
Как собаку, – пронеслось у меня в голове, – как собаку, как собаку…
– Как собаку! – крикнула я.
Я не могла пошевелиться. У меня лились слезы: библиотека стала моей жизнью, и я не хочу, чтобы это прекращалось.
Наконец мне удалось сдвинуть с места ноги, поднять сперва правую, потом левую, с огромным трудом. Однако моя ступня не отделялась от блестящей гранитной плиты – плита двинулась за мной. Сначала одна, за ней чередой остальные, до самого входа во двор Института. Плиты двигались волнообразно по мере того, как я поднимала ногу. Шевелилась трава, которая росла в трещинах.
Как мне быть теперь, в неволе? Страх, ужасный страх обуял меня. Опять страх. Рядом со мной не было никого, я была одна на целом свете. Я зарыдала еще горше.
Мои ноги не могли сдвинуться с места, словно их залили цементом. У меня болели виски, я была измучена. Я проснулась в слезах. Встала, пошла в темную ванную и стала смотреть в большое окно на спящий город… Я не могла остановиться, плакала и корчилась в судорогах.
Почему сейчас это так устремилось из меня, хлынуло наружу? Институт стал частью меня, как бессонные ночи, как приснившиеся мне тени под глазами. Хочу ли я выйти из затянувшегося кошмара? Не знаю, сколько дней прошло с тех пор, как я начала работать в библиотеке. Я больше не считаю: встану и иду, доезжаю до Института, пройду по коридору, поднимусь по ступенькам и погружаюсь в ослепительный свет, в мой белоснежный мир.
Я больше не могу без этих ложных книг. Разве важно, в самом ли деле под обложкой Чехов или только пустое пространство? Если я не хранитель книг, то хранитель тайны. Я смотрела в город, что ворочается в кроватях или пьянствует по кабакам. Когда наступает ночь, когда я смотрю на здания, которые больше походят на декорации, проводившие прочь публику и отдыхающие без движения, чем на городский пейзаж с домами для людей, – я принадлежу целому городу, принадлежу себе, своему жилищу, и мое жилище принадлежит мне. Когда приходит рассвет и улицы наполняются пешеходами – между мной и жизнью, что мелькает за стеклом, разверзается бездна.
Мое место – в библиотеке. Я оделась и села в кресло в темноте комнаты. Сидела и ждала время, когда будет пора выходить. Мне вспоминались сны, обрывки… Вспоминался первый рабочий день, мои страхи, удивление, необычный мир Института, непослушные волосы директора и его изумительные голубые глаза, волосатые ноги уборщицы и тяжелый цветочный запах, которым пользовались все сотрудники. вспомнила, как тихо и легко ко мне подкралась секретарша в тот первый рабочий день. Все это – я; я порвала со всем, что меня связывало с миром за пределами библиотеки. Существуют только дни, омытые белизной огромного помещения, полного коробок на полках, и ночи в квартире, где несогласованно тикают двое часов. Я хожу мимо двумя мирами, покрытыми сном, вхожу из одного в другой, плыву по рекам подсознания.
Я встала, взяла ключи, отперла дверь и вышла. Спустилась на лифте. Я редко делала это. Словно во сне, сама не знаю, почему я не сошла
