привыкла.
— Я не верю тебе. Ты врёшь, как врал всегда, — я всё-таки нашла эти дурацкие ключи и, сжав их в кулаке, выпрямилась, не опуская пистолета. Слёзы застилали лицо, но рука, на удивление, не дрожала. — Где стоит машина?
— Недалеко от озера. Дорога проходит только здесь и там, больше дорог поблизости нигде нет. Увидишь, я повесил белый платок на куст можжевельника, чтобы быстро сориентироваться в темноте, если вдруг что…
— Снова врёшь? Там какая-то ловушка?
— Мне жаль, что ты мне не веришь, — он сказал это так… Я шумно шмыгнула носом и подцепила с подоконника фонарь. — Тебя проводить? Очень темно.
— Сама найду, — я специально отвечала резко, чтобы ни на секунду не позволить себе расклеиться. И не смотрела ему в глаза по этой же причине.
— Там стоит навигатор, пользоваться им очень просто: введёшь нужный адрес…
— Я знаю, как пользоваться навигатором! — резко оборвала его я. — И водительские права у меня тоже есть!
Смахнув рукавом слёзы, я так же, пятясь спиной к двери, открыла замок и вышла в тихую ночь.
Я сама не осознавала, что творю, но была уверена, что убежать сейчас отсюда – самое лучшее решение.
Мне нужно домой, к отцу. Нужно задать ему все вопросы в лицо, глядя в глаза. Просить, почему меня так долго не искали… Я хотела убедиться, что Найк мне врал, потому что принять такую правду про родного отца было невозможно.
Он не мог, жертвуя мной, выбрать деньги. Не мог! Он признался бы в чём угодно, лишь бы меня спасти.
Я верила в это, хотела верить. И старалась не думать о Найке, не вспоминать, как его губы…
— Адель, — донёсся за спиной его голос. Я обернулась, снова вскинув пистолет, хотя прекрасно понимала, что это глупо – он не побежит за мной и даже не станет защищаться, если я вдруг решу перейти от угроз к действию. — Я просто хочу, чтобы ты знала, что... что... — он шумно вздохнул и устало провёл ладонью по лицу. — Мне будет тебя не хватать.
Его силуэт занимал весь дверной проём. Часть моей души, огромная её часть, рвалась к нему. Я так хотела его обнять, но другая часть твердила, что лучшее, что я могу сейчас сделать – это убежать. Разрубить этот чертов гордиев узел, что связал нас по какой-то нелепой иронии судьбы.
Он. Мне. Врал.
— Я действительно думал, что больше никого не смогу полюбить, но жизнь та ещё приколистка – дочь моего врага… Ну надо же... Береги себя, Адель. Пожалуйста.
— Да пошёл ты! — прокричала я, снова смахивая слёзы. — И не иди за мной, понял? Иначе я тебя пристрелю. И знай, тебя найдут. Найдут и посадят! Я всем расскажу, где ты прячешься. Ты влюбил меня в себя, воспользовался…
Я кричала всякие гадости, чтобы убедить себя, отвернуть. И кто-то другой бы не выдержал, но он просто провожал меня печальным взглядом, пока я не скрылась в густой чаще.
А потом я побежала к озеру по памяти. И где-то в глубине души надеялась, что никакой машины там нет. Что он обманул. Значит, он точно лжец, и жалеть его нечего, я всё сделала правильно. Но когда впереди показалась водная гладь, я осмотрелась по сторонам и увидела привязанный к ветке кусок белой простыни…
Сама не помню, как дошла до машины, скинула с кузова маскировочную сетку. Забралась в душный салон, села на водительское кресло. Даже включила навигатор. А потом… бросила пистолет на соседнее кресло и, уронив голову на скрещенные на руле руки, горько заплакала.
Часть 24
* * *
Я ехала до города несколько часов. К счастью, ночью было мало машин, и каким-то чудом мне удалось предотвратить столкновение. Учитывая, что половину пути я проплакала, ДТП стало бы оправданным исходом. Но, видимо, у меня действительно сильный ангел-хранитель, который оберегал меня всю дорогу до дома.
В коттеджный посёлок я приехала, когда уже практически рассвело, пропуска у меня, конечно, не было, но я опустила стекло и кивнула знакомому охраннику. Увидев меня, он обалдел, сразу же схватившись за рацию…
Я хотела только одного – лечь в свою постель и уснуть. Не раздеваясь, не снимая обувь. Просто уснуть. Желательно навсегда. Слишком уж длинным получился предыдущий день. Захочешь забыть – не сможешь.
Перед глазами постоянно стоял образ Найка в дверях лесной хибары, то, чем мы занимались, его дурацкое признание в любви...
А вдруг он все-таки не врал?
Вдруг?
Подъезжая к дому, я сначала решила, что словила галлюцинации – напротив стояла вереница разномастных машин. И люди – большое количество людей – стояли у ворот, трепались о чём-то, сжимая в руках бумажные стаканчики с кофе. Кто-то сидел на траве, кто-то, широко зевая, копался в телефоне.
"Стервятники", — мелькнула мысль, и едва я подумала об этом, как парень в бандане обернулся и, расширив до необъятных размеров глаза, едва не выронил из рук планшет.
— Это она!!!
Что тут началось! Сразу же вспыхнул прожектор, все повскакали со своих мест, начали включать диктофоны, микрофоны, наводить на меня объективы камер.
— Где вы были столько дней?
— Вас удерживали силой?
— Сколько их было?
— Вы знаете того, кто вас похитил?
— Какую сумму выкупа требовали с вашего отца?
— Вам удалось сбежать?
Вопросы сыпались на меня, словно крупа из продырявленного мешка, в приоткрытое окно мне тыкали микрофоны, ослепляя фотовспышками.
С едва слышным скрежетом в разные стороны разъехались ворота, и на улицу выбежали трое из охраны отца.
— Разошлись! Разошлись все! — рявкнул Рустем, грубо расталкивая народ от машины. — Дайте дорогу, я сказал!
Я всю жизнь ненавидела этого солдафона, начальника охраны, но сейчас была ему благодарна. Последнее, чего бы мне сейчас хотелось – это отвечать на тупые вопросы.
Я заехала во двор и, не дожидаясь, когда за мной закроются ворота, буквально вывалилась из салона и поплелась к дому. В спину мне до сих пор летели вопросы и щелчки затворов фотоаппаратов.
— Адель! Дочка! — отец вышел на порог в одном домашнем халате и как был, босой, сбежал по ступенькам и прижал меня к себе.
Он послал меня, Адель. Сказал, что ему плевать и на мои условия он не пойдет.
— Неужели ты дома! Поверить не могу! — он разжал
