пулеметов, гранат, пистолетов. Военный совет постановил: собрать у населения охотничьи ружья, мелкокалиберки. В Крыму им изо всех сил помогали местные партизаны, которые в меру своих возможностей вели подрывную деятельность. Хотя прямую связь между партизанами Крыма и севастопольцами наладить было нельзя.
Военный историк Евгений Мельничук вспоминает, что в партизанские отряды записывали даже школьников 8–9-х классов. «Все были патриотами и пошли в отряд с известной долей романтики, однако первыми умерли от голода, многие застрелились – в общем, в первую очередь погибли эти ребята».
Повседневный героизм стал для жителей города нормой жизни. Рабочие Морского завода под обстрелами ремонтировали корабли, производили боевую технику, оборудовали два бронепоезда, построили и оснастили плавучую батарею N3 («Не тронь меня»), среди немцев известную как Квадрат смерти. Она прикрывала город от налетов германской авиации с моря. В горных штольнях работали подземные комбинаты, где делали оружие и боеприпасы, шили белье, обувь и обмундирование. Под землей работали амбулатории, столовая, клуб, школа, детские ясли и сад, а впоследствии госпиталь, хлебозавод.
«В мастерских чинили грузовики, бронетехнику, танки, ходовую часть орудий. Командиры боевых подразделений, экипажи машин порой со слезами на глазах умоляли ускорить ремонт. И рабочие ребята старались действительно не за страх, а за совесть», – пишет Георгий Задорожников.
«В Севастополе я жил в центре города, но достаточно было выйти из дома, чтобы почувствовать себя на фронте. Меня поражала непрерывность жизни, сохраняющейся везде, несмотря на ужас беспрерывных бомбежек и беспрерывных боев. Помню, на аэродроме увидел летчика, бреющегося перед боевым вылетом с хладнокровием человека, уверенного в возвращении, – вспоминал художник Леонид Сойфертис. – Помню почтальоншу, которая разносила письма, пробираясь через только что разрушенное здание в бомбоубежище; она знала, в каком бомбоубежище находится ее адресат. Мне передалась уверенность всех в победе, и хотелось рассказать о том, что я вижу, оптимистически, весело».
Молодежь помогала взрослым: разносили повестки в армию, дежурили в городе, обходили разрушенные бомбежкой дома, помогали раненым добраться до госпиталя.
«А еще (теперь это вспоминать смешно) мы «ловили диверсантов и шпионов», которые якобы пробирались в город. Обычно нашими «жертвами» становились мужчины в шляпах и очках, и мы их тащили в милицию, – вспоминает Эсса Беднарчик, коренная жительница Севастополя, преподаватель русского языка и литературы. – Но чаще всего мы помогали рыть щели во дворах, чтобы было где спрятаться во время бомбежек».
В период осады города информацию о состоянии дел на фронте горожане получали из газет. «Мы радовались победам, гордились подвигами красноармейцев и краснофлотцев. Знали о подвиге пяти моряков, остановивших телами колонну танков… Всех не перечислишь – героем был каждый», – вспоминает Георгий Задорожников.
«Нас бросили на произвол судьбы»
Последние дни обороны… 7 июня Манштейн начал новое наступление на город с кодовым названием «Лов осетра». Замысел операции состоял в блокаде города с моря (подлодками, минами, торпедными катерами и авиацией), разрушении инженерной обороны, постепенном захвате Севастополя и уничтожении Черноморского флота в ходе эвакуации гарнизона. Все эти задачи были выполнены, кроме последней: Черноморский флот так и не пришел эвакуировать жителей и защитников Севастополя.
Город был обречен: немецкое наступление на Кавказ и Волгу развивалось настолько успешно, что на оборону города у Ставки не было ни сил, ни ресурсов. К тому моменту на каждого севастопольского бойца приходилось два вражеских, на каждое орудие – два орудия противника, против одного танка – четыре фашистских, а против самолета – десять. И с каждым новым днем это преимущество росло.
Поняв, что Севастополь не сдастся, его просто стирали с лица земли – горело все, что можно, и люди сражались буквально подручными средствами. При этом памятник Затопленным кораблям, символ города, непостижимым образом уцелел.
Авиация была полностью уничтожена, а из состава ВВС был создан батальон морской пехоты. К концу июня у защитников Севастополя стали заканчиваться боеприпасы, и вице-адмирал Октябрьский в ночь на 1 июля 1942 года получил разрешение Ставки на свой запрос об оставлении Севастополя и эвакуации, причем только высшего и старшего командного состава армии и флота и партийного актива города.
Ночью 1 июля командный состав был вывезен прилетевшими самолетами, а 80 тыс. человек брошены на произвол судьбы. Последние дни обороны сумеют пережить только 4 тыс. из них. Через некоторое время эвакуировался и генерал Петров, оставленный Октябрьским руководить обороной.
«Бойцы сражались до последнего, пока стояла батарея, – вспоминает севастополец Виктор Медведев. – В последний день, зайдя в штабную землянку… увидел, как начальник штаба запихивал в противогазную сумку сухари и тушенку. Спешил на последний самолет…»
На берегу у Херсонесского мыса остались притиснуты к морю десятки тысяч бойцов и командиров, без боеприпасов, медикаментов, продовольствия и воды. В ночь на 2 июля была подорвана бронебашенная батарея №35, на которой не осталось снарядов.
Раиса Холодняк, в 1942 году занимавшая должность секретаря Балаклавского райкома ВЛКСМ, вспоминала: «Говорили, что в радиорубке стараются связаться с большой землей и сказать, что здесь есть люди. Но нас не слышит земля – они (в радиорубке – прим. ТАСС) говорили так». К вечеру 3 июля 1942 года организованная оборона прекратилась, а стране объявили, что Севастополь сдан. Но на самом деле никто не сдавался. Город держал оборону еще 12 дней.
Вспоминает военный врач Владимир Шевалев: «Встретил бывшего комиссара 47-го медсанбата. Мы договорились, что в случае ранения одного из нас другой должен его пристрелить, чтобы раненым не попасть в плен. Маленький колодец возле маяка был полностью вычерпан, из-за капли воды стреляли друг друга. Мы, чтобы помочь раненым воинам, фильтровали мочу или пользовались кровью убитых и живых лошадей».
«Да, об эвакуации войск, конечно, следовало подумать нам», – признал после войны бывший нарком ВМФ СССР, адмирал флота Николай Герасимович Кузнецов в книге воспоминаний. Почему же не подумали?
«Пытались прорваться к партизанам, но не было оружия. Пошли под скалы в районе аэродрома. Там было много раненых, стоны, крики, огромная масса людей. Ждали корабли, но потом поняли, что нас бросили на произвол судьбы» – из личного дневника авиамеханика В. Фокусова.
Эвакуация высшего военного руководства и последовавший за ним хаос – самый спорный момент обороны города. Военный историк Юрий Мухин считает, что удержать Севастополь было возможно.
«Нужно было использовать Черноморский флот и все его боеприпасы в войне, а не хранить корабли для того, чтобы после войны разобрать на металлолом. Надо было не одним кораблем прийти в Севастополь, а всем флотом, и зенитными орудиями всего флота вести огонь по немецким самолетам. Но и без флота Севастополь можно было удержать. Нужно оценить, что они (эвакуировавшееся руководство – прим.
