серп. И тебе, Фобос, тоже.
— Почему?.. — в один голос жалобно вопросили Аресовы детишки.
— Потому, что, убивая, серп пожирает кусочки твоей души. Кусочки самой твоей сущности. Снаружи вроде бы ничего, но внутри остается лишь окровавленный огрызок, — мрачно сказал Владыка. — Вы даже представить не можете, как это больно. И каким ты становишься. Я видел, во что превратился Крон, когда обратил серп против наших армий… один-единственный раз, больше — не смог. А я убил им мойр, и сам чуть не прыгнул в Стикс, чтобы только забыть… Если бы я не ушел тогда из Подземного мира, наверно, точно оказался бы либо в Стиксе, либо в Тартаре. Так что я в жизни не буду убивать серпом Крона. И вам не советую. Он годится только для колбасы.
— А если… — азартно начала Макария, стряхивая с себя наваждение и пихая в бок притихшего Фобоса.
— Никаких «если» не будет, — бархатный голос подкравшейся в своей излюбленной манере Гекаты (даже Аид ничего не заметил, она словно соткалась из тумана, хотя никакого тумана не было и в помине) донесся будто бы отовсюду: три тела взяли их в клещи. — Вы просто не сможете им воспользоваться. Серп может покориться только Владыке — покориться, чтобы пожрать его душу как червь пожирает спелое яблоко. Я как-то видела то, во что превратился один Владыка после трех убийств. Жуткое зрелище. А вот, кстати, и оно. Кстати, как ты тут оказалось? — ее полные губы раздвинулись в многообещающе-ехидной усмешке.
— Спасибо, Геката, я «оказалось» тут за тобой! — заявил Аид, бросаясь обнимать ее центральное тело. — Ты мне нужна! И я не могу позволить тебе остаться в Аресовых кишках, когда буду скидывать его к дедуле в Тартар!
Геката, казалось, совсем не изменилась — три тела в темных одеждах, лицо скрывает серебристая вуаль, видны лишь полные алые губы; спокойные, исполненные достоинства движения и неизменно окутывающий ее горьковато-нежный травяной аромат.
Такой он и видел ее в последний раз — ну, может, в руках призрачных тел не было по здоровенному бердышу.
— Я знала, что ты вернешься, — сказала Трехтелая, и ехидная улыбка как-то сама собой превратилась в ласковую. — Как только узнаешь, что здесь творится.
— А, это все Персефона, — отмахнулся Аид. — Она, кстати, тоже хотела заполучить серп Крона, но ты же знаешь…
— Догадаться несложно, — хмыкнула Геката. — Расскажи мне лучше, что творится снаружи, я скоро рехнусь от любопытства.
— Постой, — прервал ее Владыка. — А много вообще у нас тут народа? Нужно собрать всех в одном месте. У меня есть две мысли, как извлечь нас отсюда, одна коварная и одна запасная, но в любом случае могут быть жертвы.
— Ты собираешься принести в жертву Ареса? — живо заинтересовалась Макария. — А кому?
Аид рассмеялся и протянул руку взъерошить ей волосы:
— Мне нравится ход твоих мыслей! Так что, Геката? Какой тут у нас состав?
— Четырнадцать человек, — сказала Трехтелая. — В основном дети Ареса — Фобос, Деймос, Эрот…
— Афродита позволила сожрать своего любимчика?! — поразился Аид.
— Я сейчас такого тебе про нее расскажу — поседеешь, — пообещала Геката. — Фобос, сбегай за Деймосом, соберите остальных. Макария….
Царевна мгновенно скорчила умоляющую рожицу.
— Макария останется с нами, — закончила Трехтелая. — А то у нее есть милая привычка исчезать в самый нужный момент. Твои гены, Владыка.
— Между прочим, — заявил Аид с видом оскорбленной невинности, — я с Персефоной еще не спал и потому не понимаю, куда ты клонишь.
— Вообще-то по материнской линии ты ее двоюродный дедушка, — фыркнула Геката. — Кстати, по отцовской ты можешь быть дядей. Но Персефона сама на этот счет не уверена.
— Ох ты ж мать… — пробормотал Владыка, потому, что из намеков Гекаты выходило, что отец Макарии, возможно, не Арес, а Зевс. — А ты точно… не выдаешь желаемое за действительное?
Он прибавил несколько скифских слов, хотя, вообще-то, догадаться, ни разу не видя Макарию вживую и зная о ней только со слов Персефоны, было достаточно проблематично. Юная царевна тут же заинтересовалась незнакомыми словами, Аид их любезно перевел и тут же получил от Гекаты за то, что учит ребенка дурному.
— Дядя Аид пообещал научить меня драться на топорах! — заступилась за него царевна.
— Чему бы хорошему научил, — проворчала Геката тоном старой нянюшки.
— А что плохого в топорах? — поразилась Макария. — Там что, тоже эта… как там ее… а! Вспомнила! Фаллическая символика?
Аид тихо рассмеялся; Геката развела костер (он совершенно не грел) и они втроем сели у огня. Правда, Макария смогла просидеть спокойно от силы пять минут, после чего полезла на ближайшее корявое дерево — не то высматривать остальных, не то устраивать им ловушки.
С обсуждением серьезных вопросов Геката с Аидом решили подождать до того момента, пока не выберутся из чрева войны, а говорить о Персефоне не хотелось из-за подозрительно тихого и ненавязчивого присутствия Макарии на дереве. Кто-кто, а она бы точно с удовольствием послушала сплетни о матери, но… такие вещи, как «у Персефоны что-то не в порядке с весной», «после смерти дочери она изменилась до неузнаваемости», «она превратила Подземное царство в некроджунгли» и прочее, прочее, для ее ушей явно не предназначались.
Поэтому они говорили об Аресе.
— …он до сих пор надевает шлем с перьями и ходит по подземному царству в полной уверенности, что тот делает его невидимым, — рассказывал Аид. — Дергает Таната за крылья, щупает баб, раздевает царицу и в целом ведет себя как дебил. Гермеса он запугал, тот слышит об Аресе и сразу начинает трястись от страха и ненависти. И, знаешь, Гермий уже не тот. Он сломался. Мне кажется, он до сих пор не может простить себе то, что Арес тебя проглотил. Он поклялся Неистовому в верности, но эта верность не стоит ни гроша. Удивляюсь, почему Психопомп до сих пор не в Стиксе.
— Он всегда умел обходить клятвы, — ровно сказала Геката, отстраненно наблюдая за тем, как Макария, сидя на толстой ветке, закрепляет на другой ветке веревку с петлей на конце.
— Не надо, Геката, — покачал головой Аид. — Подожди с выводами. Тебе было бы легче, если бы он оказался в Стиксе?
Богиня колдовства задумчиво потеребила вуаль:
— Ну, мне не так уж прямо тяжело, просто он мог бы делать хоть что-нибудь, а не отсиживаться в кустах. В смысле, в моем дворце.
— Ты требуешь от него невозможного, — сказал Аид. — Ты хочешь, чтобы он ввязывался в битву, где у него не будет ни единого шанса.
— Но ты же ввязываешься в такие битвы…
— И это традиционно выходит боком и для меня, и для моего
