пополняется, аппетит того, кто находится за трубочкой слишком велик. Силы в Катерине осталось на донышке.
Я старался сделать так, чтобы моё лицо не особо-то изменилось, но, видимо, не получилось.
— Никита? — спросила меня Громова. — Ты что-то видишь?
Я посмотрел ей в глаза.
— Потерпи, пожалуйста.
— Скажи, что ты что-то видишь и сможешь помочь, умоляю!
— Тс-с-с, — я приложил палец ко рту.
Прекрасно понимая, что ей в таком состоянии нужны любые обещания, я не мог дать ни малейшего. Мне нужно было разобраться с тем, что с ней происходит.
Суть была следующей: магии в Катерине было хоть отбавляй. Формировалась она всё в том же объёме, как и до наложения на девушку «проклятья». Вот только из источника в каналы доходил самый мизер. В самом источнике ещё перед каналами магия перерабатывалась и отправлялась куда-то за пределы Катиного организма.
Проблемы виделись две.
Первая: поток, уходящий вон из Громовой, уже не был магией воды. Это был, говоря каламбуром, чистой воды эфир. Именно поэтому его никто и не мог уловить. Просто не видели, вот и всё. Ни врачи, ни дипломированные лекари, ни маги. Никто.
Кроме меня.
И того, кто этот поток потреблял.
Эфирника.
И вот тут заключалась вторая проблема. Что заставляло магию воды в организме Катерины перерабатываться в эфир и покидать её тело? Какое-то устройство? Но я ничего такого не видел. Хотя… Было некое утолщение, но, чтобы оно вызывало подобное?
И ещё была проблема чернеющих вен.
Однако, я подумал, что, справившись с первыми двумя, я автоматически решу и эту.
— Скажи мне, пожалуйста, хоть что-нибудь, — попросила Громова.
— Что-нибудь, — сказал я, и в глазах девушки вновь задрожали слёзы. — Нет, я не издеваюсь, — поспешил я добавить. — Просто само напросилось. Смотри, — сейчас внутри меня шла борьба не на жизнь, а на смерть. Борьба принципов и инстинкта самосохранения, желания помочь и желания выжить. — Я постараюсь тебе помочь, но ты должна принести мне клятву.
Она попыталась улыбнуться.
— Я совершенно серьёзно, — улыбка на её лице тут же исчезла. — Клянись, что никогда и никому, и ни при каких обстоятельствах ты не расскажешь того, что узнаешь.
Девушка сглотнула, открыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла. У неё пересохло в горле. Тогда она потянулась к стакану, сделала глоток и повернулась ко мне.
— Клянусь, — чётко и настолько твёрдо, что сомневаться в её словах не приходилось, произнесла она. — Жизнью своей клянусь.
— Но гарантий всё равно нет, поняла?
— Поняла, — ответила Громова, но по её горящим глазам, я видел, что она надеется на чудо.
Я создал эфирную линзу, причём, благодаря исходящему из Катерины потоку, настолько мощную, что никогда раньше у меня не получалась. И впервые сделал её автономной, без привязки к себе.
Затем я поставил её внутрь источника девушки, тем самым уменьшив исходящий поток. Не сильно, но ощутимо. Результат не замедлил себя долго ждать. Тут же щёки у девушки порозовели, а глаза заблестели радостью.
— Мне лучше, — сказала она.
— Тс-с-с, — я вновь поднёс палец к губам.
То, что я сделал, было не просто временной мерой. А почти бессмысленной временной мерой. Не мог же я постоянно сидеть возле неё и держать эфирную линзу, уменьшая отток магии?
«Архос, — обратился я. — Мне пришла в голову одна мысль, скажи она тупая или гениальная? Что, если закрепить эту линзу энергетической паутиной прямо к её источнику? А питаться это всё будет с исходящего потока?»
«Мысль дельная. Вот только вспомни, какая это боль. Её нервные окончания я отключить не смогу».
«Но тут и шить-то недолго. Прихвачу только, чтобы наверняка, и всё».
«Тоже верно, — согласился Архос. — Только предупреди её, чтобы не кричала».
— Кать, мне сейчас нужно будет провести кое-какое воздействие, — сказал я, видя, что она будет согласна на всё, что я ей предложу. Прям вообще на всё. — Будет очень больно. Но кричать нельзя, чтобы твоих не переполошить. Но будет только боль, вреда не будет.
— Очень-очень больно? — переспросила девушка.
— Максимально, — честно ответил я.
— Открой шкаф, в дверце ремни кожаные есть. Дай один, — попросила она.
Я сделал, как она сказала. Громова сложила ремень и сунула его себе в рот, перед тем сказав:
— Я готова.
Решив не тянуть кота за хвост, я прихватил эфирную линзу энергетической паутиной в трёх местах, чтобы она не сдвинулась. Катерина сжала зубы, что они вдавились в кожу ремня. На лбу её появилась испарина, из глаз текли слёзы. Но она не проронила ни единого звука.
— Всё, — сказал я, закончив, и она с облегчением выдохнула. — Но это только первый этап. Временное решение проблемы, так сказать. Для окончательного мне понадобится помощь. Поняла?
— Да, Никит! — Делай, что угодно, я же сказала. Я — могила.
— Мне нужно, чтобы ты была бурной речкой, как и заслуживаешь.
Она покраснела. Больше, наверное, от пережитого, но и от комплимента тоже.
— Пока отдыхай, а я буду думать, что делать дальше.
— Хорошо, — выдохнула она и без сил сползла с подушек, распластавшись на кровати. — Спасибо.
— Главное, никуда не убегай, — добавил я. — Помощь уже близко.
— Дурак, — прошептала она. — Мне смеяться больно.
— Да, кстати, у тебя есть телефон, защищённый от прослушивания? В свете некоторых событий вокруг нашего рода, я не уверен, что меня не слушают, — честно признался я подруге.
— Возьми в тумбочке, — махнула рукой Катерина, — отец когда-то дал. Да я так ни разу и не воспользовалась. Какой-то древний агрегат, имперфон удобней, сам знаешь.
Я вынул из тумбочки устройство размером с две мои ладони. Действительно, малоизящная вещица, однако у неё есть свои плюсы.
* * *
— Белла, привет. Есть минутка?
Я сказал отцу Катерины, что ненадолго выйду в сад. Арсений так обрадовался улучшению состояния дочери, что даже не обратил внимания на аппарат у меня в руке. Я же отправился советоваться с единственным человеком из моих знакомых, кто тоже был в курсе про эфир.
— Изабелла Донатова. Слушаю вас!
— Белла, это Никита. Нужна помощь! Специфическая, не для лишних ушей.
Бабушка секунду молчала, но быстро отреагировала.
— Твой аппарат чист?
— Да, взял у Громовых.
— Сейчас перезвоню.
И спустя пару секунд на дисплее появился звонок с незнакомого номера.
— Давай коротко и по делу.
— Хорошо. Помнишь, ты спрашивала, что меня гнетёт?
— Помню. Ты сказал, что у тебя подруга заболела.
— Верно. Так вот, и болезнь эта странная.
Я подробно описал бабушке все симптомы, всё, на что обратил внимание. Особо отметил отток магии и то, что исходящий поток состоит из эфира. Одним словом, всё, что мог, то и рассказал.
— Вены у неё от отравления эфиром чернеют, — выдала Белла, внимательно выслушав меня. — Именно поэтому их надо укреплять нам — эфирникам. У Маврокордато про это есть. Те, кто пытался практиковать магию эфира без подготовки, разрушали и отравляли свой организм. Становились инвалидами и умирали. Так вот, в первую очередь у них чернели вены.
— Но она не практиковала эфир, это точно, — возразил я. — Да и потом, в её источнике что-то перерабатывает магию.
— А это не что-то. Это кто-то. Можешь познакомиться, типичный эфирный паразит, — сказала бабушка. — Давненько я о них не слышала.
— Но он же не жиреет, — сказал я. — Он отправляет магию дальше.
— Я слышала, — голос Беллы звучал весьма задумчиво. — Ты понимаешь, что это значит для нас?
— Что? — решил уточнить я.
— Маги эфира живы. И достаточно сильны для того, чтобы провернуть такое с одним из мощнейших семейств. А нас с тобой они растопчут и не заметят.
Глава 16
Когда император вызвал Разумовского к себе на разговор, бывший начальник собственной безопасности сразу смекнул, что это не к добру. Не так много поводов было вызывать к себе отставного эсбэшника.
— Добрый день, Ваше Императорское Величество, — поклонился Разумовский, входя в рабочий кабинет отца-императора. — Как ваше прекрасное здоровье?
— Лучше всех, — император сиял, как новогодняя ёлка. — Виталий Кириллович, просто отлично. В том числе и вашими молитвами.
У Разумовского слегка отлегло. Возможно, в преддверии новогодних праздников император решил попросить его поприсутствовать на торжественном фуршете или что-то вроде того.
— Чем обязан вашему высокому вниманию? — спросил он у монарха. — Что-то серьёзное?
— Не так чтобы прям слишком серьёзно, — ответил император. — Но всё-таки решил не лишать себя удовольствия видеть вас лично.
— Я весь во внимании, — Разумовский вытянулся в струнку, показывая свою полную покорность воле монарха.
— Для начала
