Церкви за границей, имеющего быть созванным в ближайшее время». Сама постановка вопроса о признании является актом, свидетельствующим о смутном, если не прямо мятежном, настроении в Карловацких кругах, так как предполагает возможность непризнания. Какое, спрашивается, имеет значение мнение хотя бы и тридцати иерархов, из которых к тому же больше половины заштатные, по вопросу, решенному волей почившего первосвятителя, имевшего на то несомненные полномочия. Даже на собрании шестидесяти иерархов в Москве вопрос не шел о признании, а только о констатировании подлинности акта и обстоятельств, при которых должен был вступить в обязанности местоблюстителя митр. Петр.
Уверенные в том, что церковная власть в России находится в полном расстройстве и не способна обеспечить «каноническое преемство», Карловацкие архиереи, уже предвкушавшие власть, были разочарованы тем, что узнали из неожиданных для них документов. Очень интересный комментарий ко всему происходившему в Карловцах дает беседа митр. Антония, имевшая место в Берлине, с сотрудником «Руля» С.И. Левиным. В этом интервью есть замечательное место, которое мы и приводим полностью: «Согласно канонам и уставам собора 1917 года, местоблюститель патриаршего престола избирается соединенным собранием Св. Синода, старейших иерархов и старейших членов Высшего Церковного Совета, а этих учреждений более двух лет не существует. Уже по этому одному Петр, митрополит Крутицкий, не может быть патриаршим правопреемником, тем более что в монашестве он пребывает совсем недавно. Если бы более или менее серьезное учреждение, хотя бы случайный собор епископов… выбрал Петра, митрополита Крутицкого, которому якобы предуказано завещанием патриарха быть местоблюстителем патриаршего престола, таковым, конечно, мы принуждены будем признать его главой православной церкви». Из других заявлений митр. Антония выясняется и вина самого митрополита Петра, состоявшая только в том, что митр. Антоний предполагал, что заместитель пойдет на Живоцерковный собор, созывавшийся на конец 1925 года. Разве не митр. Петр был сотрудником почившего первоиерарха за последнее время, разве не митр. Петр разорвал переговоры с живоцерковниками? Все это было хорошо известно за рубежом. Если же делались подобные предположения, то это только свидетельствовало о том, что факты не соответствовали целям лиц, высказавших столь не соответствовавшие действительности предположения. Условием признания митрополита был поставлен такой факт, который, с точки зрения говорившего, не мог иметь места в России, а, следовательно, было безопасно высказать соответствующее условие признания. Но и в этом скоро пришлось разочароваться!
Только в середине ноября Карловацкий Синод признал местоблюстителя и предписал возносить его имя за богослужением. Однако сам текст этого постановления весьма интересен: «Оставаясь при прежнем решении при том, чтобы окончательное признание митрополита Петра было отложено до Священного Собора Архиереев Русской Православной Церкви и ввиду того, что срок ссылки указанных Св. Патриархом кандидатов в местоблюстители Патриаршего Престола, митрополитов Кирилла и Агафангела, уже окончился и они возвращаются в Москву, а с другой стороны, ввиду того, что срок созыва Архиерейского Собора затягивается, Архиерейский Синод определяет: со своей стороны временно признать Высокопреосвященного Митрополита Петра местоблюстителем Патриаршего Престола Всероссийской Православной Церкви».[37]
Тут все интересно: и временность признания, и сама мотивировка. Вся эта история с признанием есть не что иное, как сплошная церковная анархия, что совершенно ясно из сопоставления с тем совещанием епископов в Москве, которое ни одного из этих вопросов не ставило.
Высказался по этому вопросу и секретарь Карловацкого Синода г. Махараблидзе. В статье «К вопросу о признании Местоблюстителя»[38] он заявляет, что сам порядок назначения не соответствует священным канонам и установленным в Русской Церкви правилами вызвал большое сомнение. По священным канонам, никакой епископ, а тем более патриарх, не может назначить себе преемника – и сослался на 23 правило Антиохийского Собора и на 34 Апостольское правило. Нужно сказать, что каноны вообще не знают подобного института местоблюстительства, а поэтому ровно ничего об этом не говорят. Что касается постановлений Московского Собора 1918 года, то ими предусматривался нормальный порядок отношений, которого в момент смерти Св. Патриарха не существовало. При назначении, однако, местоблюстителя были соблюдены, если не буква, то дух этих постановлений. Мы уже знаем, что Св. Патриарху Тихону высшими церковными органами, на обязанности которых лежало избрание местоблюстителя, было передано право единолично указывать учреждения и лиц, к которым переходят права высшей церковной власти. Кроме того, не нужно забывать и того, что местоблюститель не есть преемник вообще, а только носитель первосвятительской власти на время. Мы уже видели, что в прошлом Русской Церкви соответствующие случаи бывали, и никто, на этом основании, в том числе и Карловацкие епископы, не станет утверждать, что каноническая преемственность власти прекратилась в Русской Церкви. Тот способ передачи власти, к которому прибег Св. Патриарх Тихон, более обеспечивал преемство в условиях данного момента. Признание или даже выбор местоблюстителя зарубежными иерархами ни в каком отношении не могли служить сохранением этого преемства или что-либо прибавить к церковным полномочиям ближайшего преемника почившего первосвятителя. В постановлениях Карловацкого Синода от 12 сентября 1925 года совершенно отсутствовал этот мотив и, по-видимому, он был надуман только к ноябрю. Это показывает, что не мотив определял постановление, а для определившегося настроения подыскивались соответствующие аргументы. Смущены были не фактом, лишенным церковно-правового значения, а поражены были обстоятельствами, расстраивавшими планы, сводившиеся к «присвоению власти». Митр. Антоний, читавший в Берлине летом этого года лекцию о патриархе Никоне, высоко отзывался о личности этого иерарха. Между тем, мы уже знаем, что именно патриарх Никон, оставив Москву, передал управление Русской Церковью Митрополиту Крутицкому Питириму, занимавшему в то время далеко не первое место в составе русской иерархии. Поэтому соображения митрополита Антония о том, что митр. Петр является викарием патриарха, не умаляют его прав на местоблюстительство: в момент отсутствия патриарха Крутицкий митрополит является, по должности, правящим епископом Московской епархии.
Смута, поднятая Карловацкими иерархами в это время, не стала общей для всего зарубежья; митрополит Евлогий, получив указанные акты, обратился с посланием к своей пастве: «Таким образом, – писал он, – всяким толкам о создании какой-то независимой заграничной церкви положен конец… Мы же до конца останемся верными нашей истинной православной Русской церкви, возглавлявшейся Св. Патриархом Тихоном, а ныне возглавляемой его законным правопреемником Высокопреосвященным митрополитом Петром, памятуя завет Господа: буди мне верен до смерти и дам тебе венец жизни».[39]
Вместе с этим посланием митр. Евлогий, в данном случае верный долгу архиерейской присяги, тотчас же и издал распоряжение по подведомственным ему церквям о поминовении за богослужениями митр. Петра еще в то время, когда Карловацкий Синод находился в состоянии «до временного признания» местоблюстителя. И это, впоследствии, было поставлено в вину митр. Евлогию, хотя он в данном
