* * *
Они стояли на Гранитной набережной. Строгий в своем величии собор Святого Арриана и пышный Люмский дворец с левого берега Мезанга были не видны, скрывались за медными крышами высотных зданий и чьих-то дворцов. Однако Ротерблиц заверил, что если проехать по набережной пару миль вниз по течению и перебраться на другую сторону по Красному мосту, можно быстро добраться до ресторации «Пранзочена», которая находится почти напротив самых узнаваемых символов Анрии.
Даниэль, оставаясь верной себе и выбранной роли, не собиралась вмешиваться в разговор слишком умных мужчин, от непонятных речей которых «голова идет кругом, но так сладко ноет ниже пупка». Ее, казалось, куда больше увлекали и занимали спокойные воды реки, проплывающие по ним суденышки и лодки, а также горячее солнце, от которого чародейка пряталась под зонтом, и теплый ветер, норовивший сдуть широкополую шляпу. В синем небе появились белые облака, вдали — собирались тучи. Вечером должен быть дождь. Просто обязан. Хотя вчера он своих обязательств так и не выполнил.
— Ну и как же так получилось, что простой магистр Комитета Следствия вдруг оказался тайным агентом? — Гаспар первым нарушил затягивающееся молчание, пропитанное недоверчивостью и взаимными подозрениями.
Паук не любил внедренных куда бы то ни было агентов. Они имели дурную привычку становиться двойными, тройными, четверными. Чаще всего по указке самого Паука, что и укрепляло подобную нелюбовь. Гаспар тоже их не любил. Особенно таких, в чью голову не мог безнаказанно проникнуть.
Даниэль, проводив тоскливым взглядом весельную лодку с парочкой на корме и гребцом на веслах, придержала за поля шляпу. Ротерблиц повернулся к реке спиной, облокотился на широкое гранитное ограждение в половину человеческого роста. Где-то вдалеке по нему ловко шла девочка в белом платье, которую подстраховывал за руку отец.
— Хм, а как получилось, что простой магистр Комитета Следствия, казненный за преступления против Равновесия, вдруг оказался живым и здоровым? — улыбнулся Ротерблиц, посмотрев на менталиста поверх очков. Газету с папкой он держал в руке.
— У всех свои секреты, — пожал плечами Гаспар.
— Странно, — протянул Ротерблиц и обтер ладонью мокрый лоб. — А почему ты, хм, отказываешь в секретах другим?
— С чего бы? — возмутился менталист и навалился на раскаленноесолнцем ограждение. Жар чувствовался даже через ткань. — Я же не лезу тебе в голову. Мне просто интересно, — он повернулся к Ротерблицу, — как ты умудрился ни разу за полтора года не проколоться в обществе не самых последних ренегатов, бегающих от Ложи десяток лет?
Пиромант не стал прятать глаза. Красные крапины в его зрачках нагло заблестели на солнце.
— Возможно, — ответил он, — хм, потому, что оказался в обществе, где не принято спрашивать о чужих секретах? Если бы каждый раскрывал свои секреты, очень быстро оказалось бы, что не с кем это общество создавать.
— Просто удивительно, как подобное общество так долго не разваливалось, — Гаспар оттолкнулся от ограждения, обтер руки.
Девочка в белом не дошла до него пары десятков футов, спрыгнула на гранитную мостовую и побежала в обратную сторону. Мужчина мельком окинул взглядом Даниэль, без смущения отметив стратегически важные участки ее тела, развернулся и поспешил за дочерью. Чародейка придержала рукой шляпу, вновь едва не сорванную порывом ветра.
— Плохо, — признал Ротерблиц. — Стоило на него по-серьезному надавить — и все рассыпалось, как видишь. Одно дело грезить о свержении кайзера, после которого освобожденный от тирании народ воспрянет и заживет долго и счастливо. И совсем другое, когда за такие, хм, мечты начинают внезапно гибнуть сами мечтатели. Хотя мне кажется, — добавил чародей, немного помедлив, — оно все равно бы рассыпалось, даже если бы, хм, никто не давил.
— Почему?
Ротерблиц задумчиво посмотрел в небо.
— С некоторых пор в партии намечался раскол, — сказал он, разглядывая что-то среди облаков. — Никто, конечно об этом не говорил, не ставил под сомнение авторитет ван Геера или Морэ, но обстановка… Хм, скажем так, незримо накалялась. Месяца три, может, четыре ван Геер был чем-то очень недоволен и делал заявления, что партия отклоняется от намеченного некогда пути и сворачивает не в ту сторону.
— А какой был путь?
— Тебе, хм, официальную версию, — пиромант посмотрел на Гаспара и усмехнулся, — или как на самом деле?
— Зачем задаешь глупый вопрос? — раздраженно проворчал менталист.
— А потому, что умного ответа у меня, хм, нет, — рассмеялся Ротерблиц. — Думаю, даже в партии никто тебе не ответил бы. Ван Геер считал одно, Морэ — другое, каждый размышлял о новом порядке на свой лад, но делал вид, что все мы делаем общее дело.
Гаспар прищурился. Слово «мы» ему очень не понравилось.
— После сорвавшегося в столице восстания, — сказал Ротерблиц облакам, — ван Геер, Морэ и еще несколько человек бежали сюда, в Анрию, и быстро нашли себе единомышленников. Это тогда было очень модным на волне очередной смены, хм, реставрированной монархии в Тьердемонде очередной республикой. Республиканские идеи прямо-таки захватили просвещенные умы. Так что встречи с борцами со старым режимом, чтение прогрессивной литературы, обсуждение и, хм, анализ ошибок первого Конвента за бокалом шампанского и под приятную музыку стали настолько популярными, что кое-чьи жены едва не удавились тогда от ревности, насколько знаю.
— И куда только смотрели компетентные органы? — Гаспар сделал вид обеспокоенного, неравнодушного гражданина, верящего в неподкупность власти.
— Не поверишь, Напье, — тихо рассмеялся чародей, — как, оказывается, в нашей стране просто организовать, хм, тайный кружок и зачитываться трудами Морэ, Ривье, Майснера или Линксбарта. Таких в Анрии собралось несколько, а через год они объединились в новый «Новый порядок». Ван Геер сдружился с Фишером, открыл за его счет типографию и начал свободно печатать Морэ и прочую, хм, запрещенную ныне литературу, подпольные журналы. А два года назад появился Машиах…
Ротерблиц умолк. Гаспар посмотрел на Даниэль, увлеченную борьбой шляпы с ветром и созерцанием Мезанга. Чародейка не думала реагировать на посылаемые им сигналы. Менталист перемялся с ноги на ногу, заложил руки за спину. Мимо прошла супружеская пара почтенного возраста, обратив внимание разве что на Даниэль, на юбку ее платья, бессовестно открывающего лодыжки. Старые понятия о нравственности явно не могли смириться с таким бесстыдством, однако престарелая госпожа не решилась отчитать бесстыдницу, обойдясь безмолвным презрением.
— У него много имен, — Ротерблиц оттолкнулся от ограждения, сунул газету с папкой под мышку, — Лерер, Лёсеньян, Машиах… Кто-то утверждал, что он не появился, а вернулся в партию спустя несколько лет, а кто-то… Хм, а кто-то считал и до сих пор считает, что его и вовсе нет, что это миф, символ, знамя. Не без причин: его почти никто не видел, за исключением основателей партии, хотя и про них с уверенностью не скажу. Лично мне, хм, до недавнего времени казалось, что ван Геер на пару с Морэ просто выдумали его, чтобы утвердить свою власть. Стоило произнести на собрании «Это предложение Машиаха», как все, за очень редким исключением, единодушно соглашались.
Гаспар облокотился об ограждение, навалился на локоть всем весом и вытянул затекшую ногу.
— Машиах не выдуман, — сказал менталист. — По крайней мере, некто по имени Лерер в Энпе действительно есть. Я видел его.
— Правда? — оживился Ротерблиц. — Где?
— В Шамсите, — признался менталист. — Он был там несколько месяцев назад. Это он завербовал Карима ар Курзана. Подозреваю, этот Машиах или Лерер очень сильный менталист с исключительным даром внушения.
Ротерблиц побарабанил пальцами по газете с папкой и широко улыбнулся:
— Хм, даже интересно, в чью же голову ты влез, Напье, чтобы повидаться с ним?
— Это не твое дело, — сухо произнес Гаспар.
Ротерблиц безразлично пожал плечами.
— Полагаю, бедолага все равно не пережил твоего вмешательства, — заметил он.
— Не строй из себя невинность, Ротерблиц. Помнится, ты вообще сжигал подозреваемых заживо без предупреждения.
— Они оказывали сопротивление, — оправдался пиромант. — И не надо врать, Напье. Я всегда их предупреждал. Мантия магистра-следователя уже, хм, достаточное предупреждение.
— Знаешь, как это называется, Ротерблиц? — ухмыльнулся де Напье, злопамятно блестя глазами. — Превышение полномочий и неоправданное магическое вмешательство.
Чародей склонил голову и потер пальцами переносицу.
— Смерть не пошла тебе на пользу, Напье, — пробормотал он. — Ты стал еще зануднее.
Гаспар
