мере маме. – Думаю.
– Девушка-то хоть хорошая?
Мама засмеялась, и что-то сказала вбок трубки, видимо отцу, – он уже должен был быть дома.
– Да ладно тебе…
Прямо соврать Николай не сумел, ожидая что следующим вопросом будет «А как её зовут?».
– Покормит она тебя хоть?
– Покормит, покормит. Вчера покормили.
Они обменялись ещё несколькими не самыми важными фразами, когда мама сказала что-то такое, что его насторожило:
– Я прихожу сегодня, а на площадке пятого этажа мужик сидит, курит. Отец в семь пришёл, а он всё ещё сидит. Он вышел потом, спросил что тому надо. Говорит – из военкомата, ждёт одного парня с этажа под нами. Или милиционер, может?
– Может и милиционер, – согласился Николай. На пятом действительно жил парень лет восемнадцати, и окончил ли он уже школу, Николай даже не представлял. Сейчас, вроде, не призыв, но бегающих от призыва ловят чуть ли не круглый год. И хотя общее отношение к армии в который год подряд воюющей стране действительно потихоньку изменяется к лучшему, но одного этого недостаточно, чтобы каждый 18-летний оболтус приветствовал такую перемену в своей судьбе.
Именно эту сбалансированную теорию Николай и попытался донести до мамы, но у той на армию был свой, полностью воспитанной перестройкой и «Новой Газетой» взгляд, и никакие аргументы её не пронимали.
– Лучше ты действительно не приходи сегодня, ночуй где там тебя оставят, – сказала она. – А то, – мало ли?..
Мысль была не новая, – и, как обычно в таких случаях, внутренне стыдясь того, что в армии он так и не служил, Николай поддакнул вслух и ругнулся про себя. Хотя именно сейчас кое в чём мама, возможно, права. Часами сидящий под их дверью неизвестный мужик со стороны, как данность, выглядит действительно нехорошо, неправильно. Было бы это так же, если бы он был в форме и погонах? Наверное, всё же да. Тогда что ему так не нравится? Николай с силой саданул себя кулаком в открытую ладонь: опять в калейдоскоп накладывающихся друг на друга всё гуще непонятностей лез какой-то новый фактор. Что, всё это – ради него?
Руки без перчаток мёрзли, и он засунул их в карманы, оцарапавшись о не слишком удобно расположенную «молнию» застёжки. Старая куртка, хоть и потёртая, была всё-таки привычней. Вечная ей память…
С неба снова закапало, сначала по чуть-чуть, потом гуще. Дойдя до угла Малой Посадской, Николай прислонился спиной к витрине уже почему-то закрытого кафе, популярного своей кухней среди небедных хиппи и толкиенистов, и постоял под дождём минут пять, приглядываясь и прислушиваясь к окружающему. Только увидев парный милицейский патруль, он отлепился от стеклянной стены и пошёл дальше: не торопясь, чтобы не привлечь к себе внимания.
Ходьба и дождь всегда помогали ему думать. Ещё лучше в этом отношении был бег, но его, судя по всему, придётся на какое-то время отложить. Бега сейчас хватало и без того. «Если бы эти ребята меня действительно хотели именно убить, то сунули бы ножом в спину когда я примерял куртку» – подумал Николай, зайдя в мёртво-тёмную парадную и дожидаясь у самого входа, чтобы глаза привыкли к тому свету, который проникал из пыльных окон на лестничной площадке между первым и вторым этажами. «И никто бы их не догнал и не поймал». Он медленно и осторожно поднялся по лестнице. Странно, по крайней мере внизу ещё вчера свет был. Через несколько шагов ему показалось, что выше этажом кто-то смотрит на него из темноты, и он достал из левого рукава сбереженный там нож. «Значит просто намекали. Хотя и серьёзно. На что намекнули Даше?».
На третьем этаже было тихо и совершенно, непроницаемо темно, и он повёл рукой по стенке как слепой, нащупывая дверь и звонок.
«А что, если это всё же за мной?» – подумал Николай уже надавив на кнопку, и услышав звон и приближающиеся шаги внутри.
«А что, если это Турпал?».
ПЯТЬ
– Сегодня ты ночуешь здесь, – твёрдо заявил Николаю дед Лёша, когда он, оставшись с тем наедине, рассказал, почему от него так сильно пахнет псиной.
– И не вздумай дёргаться. В наше время тебя бы пару дней на берегу подержали, при кухне, а ты снова в драку! Лопух!
Николай сам знал, что он лопух: имея первый разряд не справиться с двумя старшеклассниками, – это было позорно. Хотя то, как они умело и слажено двигались намекало, что ребята не простые, но никому этого не объяснишь. Надо будет посмотреть какие-нибудь криминальные новости, возможно там упомянут о разбойном нападении отморозка в чёрной куртке на двух несовершеннолетних учащихся какого-нибудь художественного лицея, с нанесением им тяжких телесных… Если поймают – года три дадут, и не докажешь ничего. Интересно, где их таким художествам учат, надо бы тоже записаться…
– Колька, иди сюда!
Николай вошёл в «большую комнату», как в половине питерских семей было принято называть гостиную – если она имелась. Над тем диваном, на котором он ночевал вчера, висела крупная фотография: два высоких офицера в тёмной морской форме, один из них сильно постарше, стояли у лееров, на фоне узнаваемого силуэта несущейся «Тридцатки-бис»[10]. По низу шла размашистая подпись чёрным, – вроде как от маркера, но судя по возрасту фотографии скорее всего сделанная тушью: «Капитан-лейтенанту Вдовому от инженер-контр-адмирала Красикова. 4-й ВМФ, Гданьск, 1952». Вчера он на неё внимания не обратил, да и с детства тоже, почему-то, не запомнил.
Дед копался на полке, что-то переставляя в книгах. Наталья Евгеньевна звенела на кухне чашками – ужином она его покормила, но чая ещё не было.
– Вот, смотри.
Алексей Степаныч вынул из стенки тяжёлый бордовый том, и протянул Николаю, придерживая его снизу рукой. Г. К. Жуков, «Воспоминания и размышления». Николай откинул непробиваемую картонную обложку, и следующие страницы перелистнулись сами собой, показав выдолбленное нутро книги.
– Ого!
Он поднял глаза на серьёзно ожидающего его ответа деда, и вытянул из разлохмаченной по внутренностям выреза бумаги не слишком крупный пистолет.
– Запасную обойму не забудь, – посоветовал дед Лёша, и, покопавшись, Николай нащупал и её.
Приняв из его рук книгу, довольно хмурящийся старик поставил её на место – между официальными мемуарами Василевского и первым томом Гальдера.
– Почему Жуков? – спросил Николай, не придумав ничего лучшего.
– По размеру подошёл. А на верхней полке у меня новое издание стоит, нецензурированное. Пашка подарил на семьдесят пять.
– Понятно…
Оглянувшись на дверь, дед Лёша взял пистолет из его рук, выщелкнул на стол обойму, передёрнул, и показал, как работает предохранитель. Щёлкнул, опять передёрнул
