— Я забыла тебя! Это все равно, что быть разорванной на части. Я не могу уехать, Филипп. Даже если ты не хочешь меня, позволь мне остаться… пожалуйста. — Последние слова были сказаны слабым шепотом.
Глаза Уорнера потемнели, но он не двинулся с места, лишь тихо произнес:
— Боюсь верить своим ушам. Я уже получил удар сегодня утром, и еще раз не вынесу подобного. Переведи дыхание и расскажи мне, что случилось.
— Я хочу быть с тобой, — прошептала Линда. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что она все-таки, возможно, совершает ошибку. — Я не могу жить нигде, кроме этого дома, потому что я нигде больше не буду счастлива.
— Так это дом тебя вернул? Этот проклятый дом! Он-то и тянет тебя сюда?
— Нет, не дом! — Линда почти кричала, в гневе уставившись на него. — Какое мне дело до дома, если в нем нет тебя? Неужели ты думаешь, что я веду себя с другими так же, как с тобой прошлой ночью?
Филипп слушал, улыбаясь. Потом попросил:
— Продолжай. Я готов стоять здесь и слушать твои вопли день и ночь, лишь бы видеть тебя.
— Я люблю тебя, Филипп. — Голос звучал хрипловато.
В два шага мужчина оказался возле нее и, схватив ее за плечи, стал покрывать ее лицо поцелуями.
— А что ты сделала со своим багажом, моя обожаемая маленькая фея? — прерывисто проговорил он, не прекращая целовать ее. — Почему ты решила пройтись обратно пешком?
— Я оставила все на станции и побежала обратно, потому что поняла, какую боль тебе причинила.
— Да, — подтвердил Филипп, с любовью глядя в ее лицо. — Прошлой ночью, когда ты спала, я лежал и смотрел на тебя. Мне так хотелось еще получить свидетельства твоей любви. Но во сне ты выглядела такой юной, и я не решился нарушить твои ночные грезы. И потом ты дочь Джона.
— Я Линда Бекли! — прервала его она. — Я это я! Мне выпало познать сполна, что такое одиночество, еще при жизни отца. А теперь я хочу быть любимой, я хочу тебя.
— Линда, дорогая, я принадлежу тебе, — еле слышно прошептал он. Потом легко поцеловал ее и улыбнулся. — Я принадлежу тебе с того самого дня, когда ты впервые вошла в этот дом. Несмотря на чувство вины, несмотря на невыносимую боль, я сейчас сидел и думал о том, что вернусь в Бирмингем, разыщу тебя и уже никогда не отпущу.
Девушка засияла от счастья, Филипп еще крепче прижал ее к себе.
— Мисс Бекли, я не могу без тебя жить! Неужели ты до сих пор это не поняла? Я никогда всерьез не собирался расстаться с тобой.
— И не надо, — с напускной застенчивостью заключила она.
— Я не смогу ждать.
После полудня вновь начался шторм, но теперь Линда с восторгом внимала его звукам. Усталая и счастливая, она лежала, уютно устроившись в объятьях Филиппа.
— Я люблю тебя, — тихо шепнул он в ее спутанные волосы.
Девушка повернулась и серьезно взглянула на него.
— Мне это приятно слышать, но в принципе… — мягко заговорила она. — Знаешь, мне вполне достаточно того, что я люблю тебя. Если ты когда-нибудь сможешь преодолеть свои чувства к Доминик…
Реакция мужчины потрясла Линду. Он повернул ее навзничь и пригвоздил ее руки к кровати. Глаза выдавали сердитое недоумение.
— Доминик? При чем здесь Доминик! — воскликнул он. — Почему она должна стоять между нами? Ты видела ее лишь раз, когда тебе было тринадцать лет! Почему ты заговорила о Доминик?
— Но я же чувствую, ты постоянно думаешь о ней. Именно поэтому я хотела уехать. Я не могла свыкнуться с мыслью о другой женщине, пусть даже умершей. Каждый раз, когда ты выглядел опечаленным, я знала, что ты тоскуешь по ней.
Филипп повернул ее к себе, твердо держа за подбородок.
— Так ты думаешь, я все еще люблю Доминик? — спросил он. — Линда! Я никогда не любил ее! Она была лживой дрянью, худшей из всех женщин. Наконец, именно она бросила Робби! Может быть, это звучит ужасно, но я даже рад, что она уже не сможет вернуться.
— А я-то, дурочка, думала, ты отправил Робби так далеко, потому что он напоминает тебе о ней, и это делает тебя несчастным.
— Боже мой! Мне, видимо, придется делиться с тобой всеми своими мыслями при первом твоем желании. А то ты такое себе навыдумываешь… Не умеешь читать чужие мысли, так и не берись за это!
— Ты сердишься? — Линда беспокойно нахмурилась.
Он взглянул на ее очаровательное лицо и расхохотался, теснее прижимая ее к своему горячему телу.
— Когда мы поженимся, — заявил мужчина, — я каждое утро буду давать тебе отчет в своих мыслях, иначе ты успеешь до вечера испортить мне жизнь.
— А мы собираемся пожениться? — лукаво спросила Линда.
В ответ Филипп снова набросился на нее с поцелуями, а потом, взяв лицо девушки в свои ладони, заявил:
— И как можно скорее. Я не собираюсь отпускать тебя. Я даже не уверен, что смогу выпустить тебя из рук.
Когда наконец Линда откинулась на спину, счастливая и смущенная, Филипп заговорил уже спокойнее:
— Наверное, лучше рассказать тебе о Доминик. Это многое прояснит, хотя, может быть, тебе будут неприятны некоторые подробности.
— Я хочу их знать, — серьезно возразила Линда. — Если я стану твоей женой, между нами не должно быть никаких тайн.
— Хорошо.
Обняв ее, Филипп глубоко вздохнул перед тем, как рассказать о женщине, одна мысль о которой так долго отравляла существование Линды. Анна Уорнер была добрым гением этого дома, светло улыбаясь со стены. Доминик же всегда казалась холодным призраком.
— Доминик жила в Бирмингеме, — начал Уорнер. — В это время и я жил там… Не знаю, хорошо ли ты ее помнишь, но она была очень хороша собой.
— Да, она была красива, — согласилась Линда.
Мужчина взглянул на нее, уловив напряженную нотку в ее голосе.
— Остановимся на моей формулировке, — мягко поправил он. — Красива ты, любовь моя. Ты душевная, великодушная, любящая. В Доминик ничего этого не было. Ее никто не интересовал, кроме нее самой. Какое-то время я было увлекся ею, но не слишком. В это время в Англию вернулся Джон. Мы встретились, как это обычно бывало. И он поддался на холодное обаяние Доминик.
— Папа? — изумленно прошептала Линда.
— Я предупреждал, что не все в моем рассказе тебе понравится. Ты совсем не знала отца, дорогая. У тебя никогда не было возможности его узнать. Это ведь твоя мать настояла на том, чтобы ты училась в закрытой школе, а уж миссис Бекли всегда поступала по-своему. Она обладала незаурядным умом — не зря же доросла до академика.
Для Джона Доминик оказалась отдохновением от бесконечных замечаний и горячих дискуссий. Я легко отошел в сторону, уступая Джону.
— Не могу представить, чтобы женщина могла оставить тебя ради такого человека, как мой отец, — заметила Линда. — Он ведь был самым обычным человеком.
