Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
Царица громко ахнула, испуганно закрыв рот ладонью.
– Братия после сего пошла в лес Антония искать, дабы умолить его обратно в игумены возвернуться. А нашли, нет, пока неведомо.
– Коли найдут, чтобы вернулся! – тут же потребовал Иоанн.
– Воля твоя, государь.
– Страсти какие! – с ужасом в голосе перекрестилась государыня. – Велик Господь… Ты сказывай, боярин, сказывай.
Царица крепко вцепилась в локоть мужа, прижалась к нему всем телом и приготовилась пугаться дальше…
* * *
Прощение, столь легко дарованное царем безумному игумену, боярина Леонтьева огорчило. Уж очень хотелось ему крепко отомстить невоздержанному на язык монаху за мерзкие слухи, что тот пускал о Мирославе Шуйской – да еще прилюдно, выставляя княжну простолюдинам на посмешище. Но ничего не поделаешь, царская воля… Порадовало то, что игумен Соловецкий, оказывается – изменник, заговорщик. Защитники у него при дворе есть, а вот любви царской – нет. Разве что любопытство. Нужно просто подождать. Рано или поздно он совершит очередную гнусность – тогда разом за все и ответит.
Однако все это было лишь мелким вздором по сравнению с тем, что каждый вечер к нему приходила прекрасная княжна и оставалась в его объятиях до утра – день за днем, почти что полных две недели. А потом Мирослава принесла известие о том, что колокола для Трехсвятительской пустыни на Ваге пора забирать: мастера Пушечной избы, в мастерских которой отливали подарок, закончили чистку отливок и полировку. А поскольку проводить свой вклад в дорогу царица пожелала самолично, то обоз из пяти саней с полнозвучной звонницей из пяти колоколов разного размера подьячий Монастырского приказа принимал во дворе Кремля, сразу после заутрени. После этого оставалось лишь махнуть рукой возничим и сразу выкатываться на лед Москва-реки.
Впрочем, путь к поместью Басарга все равно выбрал летний, тот самый, каким путешествовал в сентябре: сперва Калязинским трактом до Дмитрова, там на лед Яхромы, а дальше только лошадей погоняй – до Волги, с нее на Шексну, оттуда накатанным зимником прямо в Вологду, на Сухону и, пользуясь холодами, зимником от Тиксны на верховье Ваги. И снова по льду, вперед и вперед меж заснеженными берегами. Путь ровный и накатанный, не заблудишься. Четыре недели промчались, как един день, – и в середине февраля боярин Леонтьев остановил свой обоз у оледенелых причалов Ваги. О новостях узнать, милость царскую к опекаемой обители наглядно показать, поискать мастеров, чтобы колокола на звонницу в обители подняли – дело-то непростое. Молебен заказать благодарственный о благополучном прибытии – именно здесь, в городе, дабы у важан лишний интерес и уважение к Трехсвятительской пустыни вызвать.
Однако, когда он уговаривался о молебне, батюшка не преминул нажаловаться столичному подьячему:
– Вот прогнали воеводу, навыбирали старост, ан порядка больше и нету! Прибилась тут из Орловщины вдовая книжница, богомерзкой писаниной в открытую торгует, люд православный смущает. И про блуд, и про побасенки языческие, и про схизматиков немецких, и про басурман с картинками гнусными… Боярин Вислоухов враз бы ее под кнуты да за ворота прогнал бы. Ныне же управы не сыскать. Все сказывают, нет такого закона, чтобы книги не разрешать. А рази это книги? Тьфу, срам один!
– Вот как? – Басарге сразу стало жарко. – Что же это за срамница такая? Ну-ка, веди! Разберемся.
Лавка книжницы стояла в общем ряду под городской стеной, на пути к крепостным воротам. Ныне, из-за зимы, торговля шла вяло. На открытых лотках несколько смердов в тулупах и валенках рубили для желающих мороженое мясо, пара рыбаков пыталась продать целого осетра, больше похожего на топляк. Лавки шорные, скобяные и прочие были закрыты от снега кошмой, над некоторыми вился дымок. Вестимо, хозяева пытались отогреваться жаровнями. Холод стоял такой кусачий, что они уже и пожара не боялись.
– Вот здесь! У-у, бесстыдница! – забежал вперед священник. – Вона, чего навалила!
Вопреки уверениям батюшки на самых видных местах прилавка лежали молитвенники, жития святых и псалтырь… Хотя смотрел Басарга, конечно же, не на них, а на румяные щеки, белый от мороза нос, голубые глаза и все тот же самый платок, белый пуховый, из-под которого пробивались русые волосы.
– Чего желаешь, боярин? – весело спросила книжница. – Коли душу пощипать, то повествование есть о святых Петре и Февронье. Коли чуда жаждешь, так «Сказание о граде Китеже». А коли древняя мудрость тебе по душе, то «Сказание о Гильгамеше», герое древнем египетском, повесть о котором басурмане недавно в Ярославль привезли. У меня список есть! Для самых мудрых покупателей берегу.
– Вот-вот! – обрадовался батюшка. – Историями о язычниках богомерзких умы людские смущает!
– Так чего тебе, боярин? – подмигнула Басарге торговка. – Чего ни пожелаешь, все твое.
Священник сплюнул.
– «Готский кодекс» каждый день читаю, с холопом упражнения делаю. Истрепался вконец, – пожаловался боярин Леонтьев. – А новый взять негде.
– То беда известная, добрый молодец, – согласилась книжница. – Таковые списки особо испрашивать надобно, просто так никто не возит.
– Так… Боярин! – напомнил о себе священник. – Народ честной развращает!
– Ты где живешь? – спросил Басарга.
– Здесь, с товаром, – развела руками книжница. – На жизнь хватает, а на дом покамест нет.
– Бесстыдница!
– Тебе не совестно, батюшка? – повернулся к нему подьячий. – Не видишь, что ли, живот какой у бабы? На сносях она, в любой час родить может, а ты ее такую прочь на мороз прогнать хочешь! На лед али в лес, на погибель верную. Ты вот что давай… Пришли сюда двух работников на телегах, грузите ее вместе со всем добром, да ко мне в усадьбу везите. Там разбираться буду.
– А почему я? – опешил священник.
– Так ведь это тебе она здесь помешала? Вот и давай, помоги избавиться. Пара телег или саней – и не будет здесь больше ни книжницы, ни ее богомерзкой лавки! А возничим скажи, я за труд награжу. А коли возмущаться торговка станет, пусть везут силой.
– Это за что меня силой-то?! – возмутилась книжница, натянув край платка на лицо. – Нешто я закон какой нарушаю? Нешто я тать какой али душегуб, чтобы силой волочь?
– А-а!!! Нашлась и на тебя управа! – радостный батюшка погрозил ей пальцем. – Сейчас мы тебя под белы ручки-то и в возок! Со всею мерзостью твоей! Посидишь у боярина в порубе, враз поумнеешь. Эй, люди! Во имя Господа нашего последите, чтобы не убегла…
Спустя неделю Матрена родила двойню.
* * *
Это были самые счастливые годы для святой Руси. Государь Иоанн полностью отменил воеводские кормления, предоставив православному люду право жить и судить себя по своему разумению. Границы государства откатились на многие сотни верст к югу, и жителям русской державы впервые за многие века можно было не опасаться татарских набегов, грабежа и рабства. После присоединения Казанского и Астраханского ханств государь распустил армию, оставив на службе только порубежные полки. Война минувшая стала забываться, новой никто не ожидал. Разумеется, время от времени сменившиеся на границах служивые люди сказывали о схватках с врагами на Диком поле и в далекой Ливонии, но стычки эти были столь мелки и малозначительны, что никакого беспокойства в народе не вызывали. Народ трудился. Торговля росла и множилась. Иоанн Васильевич даровал купцам англицким монополию на торговлю у Архангельского монастыря, купцам франкским и голландским – монополию на торговлю в Кеми, шведам и ливонцам – на торговлю в Нарве. Купцы османские и персидские доезжали до самой Москвы, а русские посланники теперь добирались аж до Китайской империи[21].
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
