Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
в кабинете один?
– Этого я не могу вам сказать. Это семейные дела. Поймите меня правильно. Я за ними всеми присматривал, когда они были еще детьми.
«Хранитель приватсфэре», – подумал Пе́трович. Но если такой же ответ услышал Шнайдер, то наверняка догадался, что брат оставался в кабинете один. Потому что, если такого не было, дворецкий бы однозначно сказал нет[45].
– Понимаю. Тогда скажите мне вот еще что, – этот вопрос выскочил сам по себе откуда-то из подсознания, – а не замечали вы у ваших гостей такой привычки – поднимать бровь?
Дворецкий остановился и с интересом посмотрел на собеседника:
– Наконец вы задали вопрос, который не задавал следователь. Дайте вспомнить.
Он сосредоточенно замолчал, и собеседники пошли дальше. Наконец дворецкий остановился:
– Нет, не припоминаю. Кроме одного члена клуба, но у него правая бровь всегда приподнята. Потому что он носит монокль. Видите, молодой человек, какого уровня у нас бывали гости. Много ли вы сегодня встретите господ в монокле? И этот уровень всегда оставался таким. Кандидат в клуб мог быть принят только единодушным согласием его членов.
– И много было таких, кто получил такое согласие?
– На моей памяти только трое.
– Скажите, – опять неожиданно для себя спросил Пе́трович, – а молодой человек ездил когда-нибудь в Рейнензиштадт?
– Да. Ездил два раза.
– Один или в компании?
– Я не спрашивал. Просто он говорил мне, что собирается туда, и просил подготовить дорожный саквояж.
«Про Офелию спрашивать не буду, – подумал Пе́трович. – Даже если он что-то знает, то все равно не скажет». Но можно (он вспомнил рассказ Влада) спросить по-другому:
– Скажите, а он часто выезжал на машине?
– Обычно раз в неделю. Вечером. Да, и в Рейнензиштадт он один раз тоже ездил на машине.
Значит, юноша ездил на озеро с клубом поездом, а в другой раз возил туда Офелию.
– А он поздно возвращался на машине?
– За этим следил его отец. В семье были строгие порядки.
– Но все-таки вы же должны были слышать шум приехавшей машины?
– Молодой человек, если я слышу шум приехавшей машины, значит, молодой хозяин – дома. И мне не о чем беспокоиться. Тем более смотреть на часы.
«И здесь все понятно, – понял Пе́трович. – Значит, парень приезжал под утро».
Дворецкий остановился и осмотрелся. Они вышли на дворцовую площадь.
– Вы знаете, – дворецкий повернулся к собеседнику, – а мне в детстве довелось видеть императора. На этой самой площади. Военный парад, оркестр. Пойдемте обратно. Прошлого уже не вернешь, а у нас как раз получится прийти вовремя.
Тезки молча двинулись в обратный путь.
– Скажите, а в каком настроении вернулся, как-то непривычно это говорить – молодой хозяин – после автомобильной прогулки в Рейнензиштадт?
Дворецкий очевидно насупился, но, подумав, ответил:
– В плохом. Он вернулся поздно ночью. Точнее, под самое утро. Это было как раз незадолго до несчастного случая.
– Деньги?
– Не думаю. Если вас интересует, играл ли он в казино, то сразу отвечу – нет. Что касается карт… Он понимал, карты – это не умение играть, а умение держать себя в руках. Сообразно своему положению в обществе. И что уровень клуба для него пока слишком высок, а уровень «Трумпфа» – слишком низок.
– А откуда вы знаете про «Трумпф»? Вы же наверняка не игрок.
– В обязанности дворецкого, молодой человек, входит не только присмотр за домом, но и за молодыми хозяевами. Я же сегодня сопровождаю Кристину.
Они уже подходили к школе, когда Пе́трович догадался. Он сопровождал, нет, скорее забирал из «таможни» младшего брата Кристины. Когда тот проигрывался и звонил брату прислать Георга с деньгами оплатить проигрыш и отвезти домой. Поэтому последний вопрос прозвучал сам собой:
– Георг, а вы часто садитесь за руль?
– Я и сегодня за рулем. Машина припаркована за углом.
Озеро
Щебетание Любляны не мешало думать, равномерный стук колес словно устаканивал информацию, полученную накануне. Гай Фокс – таинственный любовник Офелии. Она же – протеже шулера для мальчика. Нет, Гертруда, ты была не права. Это не он, а она его бросила. После автомобильной поездки туда, куда мы сейчас едем с Любляной на поезде. Действительно, дьявольский план. К воскресным рассуждениям добавились очень существенные детали. Девочка с подачи шулера раскочегаривает мальчика и бросает его. Психиатр рекомендует ему поиграться с пистолетом у зеркала. А брат, проигравшийся в «таможне» шулеру, кому же еще, и не знающий о завещании в пользу клуба, подкладывает пулю, с подачи того же шулера, чтобы получить наследство. И сказать шулеру гневное «нет» он не может, потому что у шулера информация от психиатра о клептомании. И что в министерстве могут узнать, куда у них пропадают бумажники.
А за всем этим стоит Гай Фокс, бывший актер, ныне владелец офшоров на острове Мэн и Кайманах.
Доктор Шнайдер, думаю, что все это потянет на заключение братьев Клемен. Но вряд ли что-то тебе даст. Потому что все это доказать невозможно. Мы даже не знаем, есть ли тот, Седой, в списках клуба. Раз Курт вчера так резво выскочил за мной, значит, он знает, кто такой Седой на самом деле. И громила может пускать Седого в клуб незаметно: секретарь сидит в своем кабинете, а там мало ли кто ходит по коридорам. Как это будет выглядеть на суде? «Доктор Пе́трович, по информации, полученной от секретаря и охранника клуба, ни один из его членов не подходит под ваше описание. И никто лишний в списках не значится».
Конечно, можно проследить за служанкой, но Шнайдер же не будет устанавливать наблюдательный пост в церкви. К тому же мы не знаем, как на самом деле выглядит Гай Фокс.
Пе́трович представил себе, как присяжные выслушивают всю эту невероятную историю и перешептываются между собой: аудитор и следователь переначитались исторических и детективных романов. И – посмеиваются. Потому что у них перед глазами будут два непреложных факта – отпечатки пальцев, оставленные Рамоном, и хозяйственная связка с ключом от сейфа, оставленная Кристиной. Сговор в содействии совершению самоубийства.
Так что мы с тобой, доктор Шнайдер, останемся при своих. Ты – с несчастным случаем на вокзале и сговором твоего жокея с подругой, а я – с рассказом юной развратной выдумщицы, который наверняка уже записан и дожидается своего часа в сейфе, может быть, на острове Мэн, а может, и здесь.
Кондуктор объявил, что поезд прибывает в Рейнензиштадт. Они вышли из вагона, и Любляна (пошли быстрее к озеру) потянула его за руку. Но он удержал ее. Ему хотелось немного постоять на этом перроне. Фридрих Хиршбюль,
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
