дверью и громко сказал:
— Извините, ради бога, я вашей соседке снизу, Кларе Филипповне, принес заказ, а ее нет. Можно оставить у вас? Это травяные чаи, помогают восстановить память и сон.
Он замер в ожидании. За дверью тоже молчали. Ему казалось, он слышит чье-то дыхание.
— Пожалуйста! — повторил Монах. — Я обещал доставить, а завтра уезжаю на несколько дней, неудобно получится.
Он снял темные очки и заулыбался так широко, что заныли скулы. Запустил сумасшедший шарм, как любит говорить Леша Добродеев. Он так и рекомендует его новым знакомым, типа с юмором: волхв с сумасшедшим шармом.
Загремели звонки; дверь приоткрылась на длину цепочки, и он увидел тонкую женщину со светлыми волосами, в белом свитере и слаксах.
— Спасибо! Вы меня очень выручили. Вот, возьмите! — Он протянул в проем торбу. — И еще одно: пить нужно по строгой схеме. Я думал рассказать лично, но, к сожалению, мы не встретились. Нуда ладно, Василий Петрович разберется.
— Вы знаете мужа? — настороженно спросила женщина.
— Знаю! Познакомились пару дней назад. Кларе Филипповне это должно помочь, чтобы больше никаких посторонних мужчин в спальне. — Он добродушно рассмеялся.
Женщина кивнула и сняла цепочку. Она стояла перед ним, опираясь на костыль. Жена доктора окинула его взглядом, задержалась на палке с собачьей головой. Монах пожал плечами и улыбнулся, словно говоря: «мы с тобой одной крови». Он все еще протягивал ей торбу. Она наконец взяла и заглянула внутрь. Подняла на него взгляд и сказала:
— Проходите! Запишете свою схему.
Он пошел вслед за ней. Она шла неровно, опираясь на костыль; привела его в гостиную, пригласила сесть, махнув рукой на кожаный диван с десятком разнокалиберных ковровых подушек. Монах сел, вытащил из кармана шариковую ручку и попросил листок бумаги. Она вышла из комнаты, и он осмотрелся. Красивая светлая мебель, рыжее пианино, на полу неяркий тканный вручную непальский коврик. Монах видел такие во время своих путешествий. Пара картин: копия рериховских синих гор и цветущий сад. Светло, солнечно, сквознячок шевелит легкую сетчатую гардину. И женщина приятная.
Она вернулась с листком бумаги, протянула его Монаху и опустилась в кресло, поставив рядом костыль. Монах подумал, что его палка должна вызывать доверие, они как члены одного клуба. Он принялся писать, хмуря брови и сочиняя на ходу, бормоча про себя что-то вроде: «так, это два раза, утром и днем, можно добавить мед, должно быть горячим, это на ночь…»
— Вот так, — наконец сказал он, откладывая листок с инструкциями. — Весьма обязан за помощь. Между прочим, у нас есть травяные сборы с Алтая, снимают мускульные напряжения и даже боль.
— У вас? — с нажимом спросила женщина, внимательно его рассматривая.
— У нас. Я представляю предприятие «Зеленый лист», мы производим чаи, сборы, бальзамы. В интернете есть подробная информация. Я оставлю вам рекламную листовку. Кстати, меня зовут Олег Монахов, генеральный директор и совладелец.
— Светлана, — сказала женщина. — Очень приятно.
Они смотрели друг на дружку, и Монах понимал, что нужно прощаться, но медлил. Она интересовала его все больше. Тонкая, со светлыми волосами и каким-то неуверенным выражением лица, как у человека, который испытывает боль или тревогу. Монах смотрел ей в глаза, оглаживал бороду — держал паузу.
— А вы давно знаете Клару Филипповну? — спросил она, и Монах почувствовал облегчение.
— Мы недавно познакомились в парке, разговорились, а потом пошли пить пиво.
— Пиво? — изумилась женщина. — Клара Филипповна пила с вами пиво?
— Пила. Причем с удовольствием. После всех страхов ей нужно было расслабиться.
— Она вам все рассказала?
Монах кивнул и улыбнулся снисходительно, давая понять, как относится к историям Клары Филипповны.
— Мы очень за нее беспокоимся, муж все время ее навещает, успокаивает. Приносит лекарство. Бежит по первому зову, даже ночью. Я ему давно говорю: ей нельзя одной дома, нужно в больницу. Она чуть пожар не учинила и ничего не помнит. Эти все ее россказни… — Она махнула рукой.
— Это, наконец, опасно, — поддакнул Монах.
— А я о чем! — воскликнула женщина. — Ну ничего, Вася уже договорился в Синевке, там лечебница, где их держат. Вопрос всего двух-трех дней.
— А вы ее хорошо знаете?
— Совсем не знаю! — вырвалось у нее. — В смысле, очень мало. Я все время дома… — Она кивнула на костыль.
— Это результат аварии?
— Да. С тех пор… вот. Мы скоро уедем отсюда. Вася уверен, что у моря мне станет легче. Море, солнце, покой, наконец…
— Море — это хорошо. А еще наши чаи. — он улыбнулся, давая понять, что шутит. — Я когда-то практиковал как экстрасенс, было дело…
— Вы? — недоверчиво воскликнула женщина. — Я им не верю!
— И совершенно напрасно. Целители исцеляют не только руками, но и словом. У меня хорошая аура, я могу по биению пульса, например, предсказать развитие недуга. Даже линии ладони могут сказать многое. Легче всего оттолкнуть то, что не знаешь, шарлатанство, мол, дуреж народа. Аристотель, например, верил в магию руки и хиромантию, в античном мире она играла важную роль. Сейчас вспомню, что он говорил, минуточку… — Монах закрыл глаза и вцепился пальцами в бороду. Прошла минута, другая… Вдруг он открыл глаза, уставился на женщину и медленно и размеренно, словно читал и переводил одновременно невидимый текст, произнес: — Внутренняя часть кисти руки называется ладонью, она рассечена мелкими и крупными линиями. У долгожителя одна или две линии пересекают ладонь поперек, у недолгожителя ладонь пересекают две короткие линии. — Он засмеялся добродушно и сказал обычным тоном: — Ну еще всякие нюансы. А хотите эксперимент?
— Какой? — она удивилась.
— Дайте руку! Правую!
Женщина вспыхнула, помедлила и протянула ему руку. Монах взял ее в свои большие теплые ладони и, нахмурившись, стал всматриваться. Она затаила дыхание.
— У вас хорошая линия жизни, но были потрясения, какое-то время назад… лет десять примерно?
Она кивнула и облизала губы.
— Вы до сих пор не пришли в себя, боитесь чего-то, вам снятся сны, которых вы не помните, остается только чувство тревоги и страха…
Она смотрела на него завороженно.
— Вас раздражают чужие люди, к вам перестали ходить… вы стесняетесь своего состояния? Напрасно, люди, как правило, сочувствуют, их неприязнь часто лишь в нашем воображении. Почему вы их боитесь? Вы же их боитесь, правда?
Монах с многозначительным видом нес всякую ерунду, прекрасно зная, как воздействовать на «точки» восприятия, долбя одно и то же каждый раз другими словами, внушая и заставляя верить, что ему открыто нечто сокровенное в сознании реципиента, о чем тот сам не подозревает. Ему хотелось познакомиться с ней поближе и вызвать доверие. Зачем? Он затруднился бы с ответом — возможно, из-за
