политики.
В 1869 г. известный издатель и публицист М.Н. Катков писал: «Всякий во Франции хочет быть французом, но почему это? Потому что во Франции признаются только французы; инородческие элементы, присоединившиеся к Франции, никогда в качестве инородцев не пользовались равенством с элементом французским. Они не только не ставились рядом с французскою национальностью, – они вовсе не признавались. Франция принимала их в свое лоно, но лишь в качестве французов…»[240]
В России, напротив, подчеркивает Катков, все подданные российского государства, включая инородцев, «дети одного Отечества, они живут с нами, связаны с нами тысячью интересов, и такие же, как мы (иногда более), хозяева во всяком русском деле; но они обязательно должны оставаться не-русскими»[241]. Более того, по свидетельству Каткова, дела в России сложились так, «что иноверие не просто допускается как дело свободы совести, но правительство берет на себя заботу о развитии и поддержке разных чуждых русскому народу и русскому православию учреждений и возводит их в силу властей»[242].
Есть ли в истории подобная государственно-политическая практика отношения к другим, не «к своим» нациям, народностям и конфессиям? Увы, история, в том числе современная, наполнена эгоистическими стремлениями одних, более сильных народов властвовать над другими, навязывать свое мировоззрение, жизненные ценности и смыслы, подбивать самобытность традиционных обществ под жесткий трафарет, изготовленный западными идеологами и политиками для достижения вечных целей – доминировать, обогащаться, господствовать. И только Россия дает пример иного сообщества различных наций и народностей.
В этом заключается историческое предназначение России как цивилизации, собирающей, объединяющей и сберегающей различные нации, конфессии и культуры. В этом призвание и национальной идеи, отчеканенной тысячелетней историей России. Ее не нужно искать, требуется только разглядеть, понять, взять на вооружение из опыта исторического бытия Руси – России и СССР.
Основной смысл Российской империи заключался в совместном культурном, экономическом и политическом развитии различных этнических и религиозных групп, объединенных мощной национальной идеей и наднациональными структурами.
Такой идеей в Российской империи была идея православия с ее проповедью общности народов. Присоединяя и осваивая земли от Оки до Тихого океана, русские не стремились навязать свою религию и культуру. Совместное развитие в рамках России не только не нивелировало самобытности отдельных народов, но способствовало ее сбережению. Этот неоспоримый факт упорно игнорируется на Западе и подвергается изощренным фальсификациям.
Крупнейший мыслитель Н.Я. Данилевский писал: «Удел России – удел счастливый: для увеличения своего могущества ей приходится не покорять, не угнетать, как всем представителям силы, жившим доселе на нашей земле: Македонии, Риму, арабам, монголам, государствам романо-германского мира, а освобождать и восстанавливать…»[243]
Завоеваниями были приобретены лишь Средняя Азия и Кавказ. Многие ли европейские государства могут гордиться подобным наращиванием территорий? Увы, но факт, что экспансия европейцев уничтожила целые цивилизации в Америке и не один народ в Европе.
Поэтому не случайно, что философская концепция всеединства человечества, родоначальником которой был философ В.С. Соловьев, сформировалась именно в России. Последователями Соловьева были талантливые мыслители: братья князья С.Н. и Е.Н. Трубецкие, Г.П. Федотов, П. Флоренский, С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев, Н.О. Лосский, Л.П. Карсавин, С.Л. Франк, И.А. Ильин, В.В. Зеньковский, Г.В. Флоровский, Б.П. Вышеславцев, Н.С. Арсеньев, П.И. Новгородцев и др. Все они составляют цвет не только российской, но и мировой философской мысли.
В чем исток такого восприятия мира? Во многом – в русском православии, впитавшем в себя и кирилло-мефодиевское наследие, которое отличалось миролюбием, стремлением к примирению народов, подлинным гуманизмом и человеколюбием. Кирилл и Мефодий «строили мосты христианского единства там, где мир их эпохи хотел пропасти разделения»[244]. Сегодня этой пропасти мир буквально жаждет неизмеримо больше, чем в IX в.
Кирилл и Мефодий призывали людей понять друг друга, а не замыкаться в кругу своекорыстного эгоизма как личного, так и этнического. Это была проповедь не просто высокой человечности, а, если можно так выразиться, межчеловечности, спаянной добром и любовью, людей, увлеченных общим делом строительства подлинно христианской цивилизации, с присущим христианам трудолюбием и заботой друг о друге. Этот призыв был услышан, прежде всего, Русью.
Большинство историков соглашаются с утверждением, что Русь приняла крещение от Византии. Крупнейший специалист в области становления и развития русского православия Г.В. Флоровский (1893–1979) разделяет эти выводы, но вносит существенные уточнения: «Решающим было принятие Кирилло-Мефодиевского наследства, а не прямое восприятие Византийской культуры. Непосредственное духовно-культурное соприкосновение с Византией и с греческой стихией было уже вторичным»[245].
Перевод Кириллом и Мефодием на славянский язык Евангелия стал крупнейшим событием в судьбе русского народа. Чтение на богослужениях Евангелия на понятном языке «заставляло и очень помогало памятовать о Христе и хранить Его живой образ в сердце»[246]. Перевод на славянский язык священных для христианства книг означал внутреннюю христианизацию самого языка, «воцерковление, преображение самой стихии славянской мысли и слова, славянского “логоса”, самой души народа»[247].
Духовным наследием Кирилла и Мефодия стала традиция русских книжников перевода на родной язык классической греческой богословской литературы. При князе Ярославе Мудром (978—1054) в Киеве при Софийском соборе работала целая школа переводчиков с греческого. Их трудами в культурно-богословский оборот был введен целый ряд памятников христианской мысли, неизвестных в Болгарии – родине, как считают некоторые исследователи, русского христианства.
Следует отметить, что при дворе князя Ярослава переводились с греческого на древнерусский язык не только богословские сочинения, но исторические, мирские книги. Так постепенно древнерусский письменный язык из церковного превращался в общелитературный и становился краеугольным камнем национальной культуры в самом широком смысле этого понятия.
Со дня основания Киевская церковь не жила замкнуто. Она имела тесные связи с Константинополем, с Афоном, с Палестиной, а также постоянные контакты с Западом. На этих обширных культурных связях взрастились и первые русские летописцы. Их труды поражают глубиной постановки проблем места и роли Руси в мире, кропотливым анализом событий прошлого и настоящего Руси, предвидением дальнейшего хода исторического процесса. В русском летописании всегда чувствуется определенная религиозно-историческая идея и стремление выявить и отразить исторические тенденции.
Складывалась самобытная историко-литературная школа как явление общеевропейского масштаба. На традициях этой школы были воспитаны такие корифеи российской историографии, как С.М. Соловьев и В.О. Ключевский, а в советское время – Б.А. Рыбаков, Л.В. Черепнин, М.Н. Тихомиров и другие замечательные представители отечественной исторической школы.
На кирилло-мефодиевском наследии выросла российская литература, внесшая бесценный вклад в мировую культуру. Будем помнить о том, что древнеславянская письменность, подаренная славянскому миру Кириллом и Мефодием, стала фундаментом культуры Руси, наследниками которой мы являемся. Святые Кирилл и Мефодий сформировали духовно-культурные основы вхождения Руси в христианский мир. Именно кирилло-мефодиевская традиция стала выражать суть и облик русского православия. Фактически они подготовили духовно-культурную почву для христианизации Руси и серьезно повлияли на ее геополитический выбор.
Глава девятая
Геополитический выбор Древней Руси
До сих пор не утихают споры об оценке принятия Русью христианства. Сегодня расхожими являются утверждения,
