Я вовсе не утверждаю, что в странах «Розового прилива» все шло идеально. Например, хотя неравенство в доходах населения в большинстве из них и сократилось, по международным стандартам оно оставалось очень серьезным. Что еще важнее, правительства этих стран недостаточно старались создать прочную основу для устойчивого экономического роста за счет развития высокопроизводительных отраслей, которые могли бы заменить традиционные для них сырьевые отрасли, такие как горнодобывающая промышленность и сельское хозяйство, то есть отрасли, потенциал долгосрочного роста в которых существенно ограничен (см. главу «Анчоусы»). Фиаско в этом отношении потерпела Бразилия. Местные правительства периода «Розового прилива» под предводительством Лулы («Кальмара» — так это слово переводится с португальского) да Силвы и Дилмы Русеф в основном продолжали либеральную торгово-промышленную политику неолиберальной эпохи, позволив в прошлом мощной обрабатывающей промышленности страны прийти в полный упадок без каких-либо шансов на восстановление. В итоге к концу этого периода Бразилия была еще более зависимой от экспорта сырьевых ресурсов (в частности, железной руды, соевых бобов, говядины), чем на пике неолиберальной эпохи[164].
Так и не сумев ослабить свою зависимость от сырьевых ресурсов, страны «Розового прилива» сильно пострадали, когда в 2012–2013 годах глобальный бум цен на эти ресурсы, начавшийся в 2000-е и вызванный супербыстрым ростом Китая, закончился. В результате во второй половине 2010-х годов все тамошние правительства, кроме венесуэльского (во времена самодержавного правления Николаса Мадуро оно деградировало до чего-то вроде причудливой пародии на социализм), лишились власти на выборах. Исключением стала Боливия, где смена власти произошла в результате государственного переворота.
Однако смена этих правительств не означала восстановления старого режима. В Аргентине и Боливии партии «Розового прилива» после короткой паузы вернули себе власть[165]. Сегодня, на момент написания этих строк (зима 2021 года), многие комментаторы с высокой долей вероятности предсказывают, что на выборах в Бразилии в 2022 году, после катастрофического президентства правого Жаира Болсонару, в политику вернется его предшественник Лула да Силва, то есть у руля страны встанет еще одно правительство «Розового прилива».
Более того, в конце 2010-х — начале 2020-х некоторые страны Латинской Америки, не присоединившиеся ранее к «Розовому приливу», тоже начали смещаться влево. Так, в 2019 и 2021 годах в Мексике и Перу пост президента заняли откровенно левацкие Андрес Мануэль Лопес Обрадор и Педро Кастильо соответственно.
Но наиболее показательной в этом отношении является победа на президентских выборах в Чили в декабре 2021 года Габриэля Борича, тридцатипятилетнего бывшего студенческого активиста, представляющего Frente Amplio, или «Широкий фронт», то есть коалицию левых партий. После военного переворота в 1973 году Чили считалась страной — первопроходцем неолиберализма не только в Латинской Америке, но и во всем мире, предвосхитив даже неолиберальную политику Маргарет Тэтчер и Рональда Рейгана 1980-х годов (см. главу «Бамия»). Поэтому когда чилийцы избрали своим президентом Борича, заявлявшего, что «Чили была родиной неолиберализма, она же станет и его могилой!» — это было примерно сродни тому, как если бы американцы вдруг проголосовали за запрет кока-колы. В голове не укладывается!
Менее заметно и показательно отказ от неолиберальной политики Вашингтонского консенсуса проходил в других частях развивающегося мира, например в Азии и Африке.
В Азии это произошло главным образом потому, что страны региона изначально придерживались политики Вашингтонского консенсуса не так жестко, как латиноамериканцы. У азиатских государств в целом были очень неплохие экономические показатели, и потому относительно немногим из них пришлось брать у вашингтонских институтов крупные займы; по этой причине им не так нужно было переходить на неолиберальную политику, которую те пропагандировали. Более того, во многих азиатских странах подход к экономической политике был вообще не так идеологизирован. Так что, даже если они выбирали неолиберальное направление, оно обычно не принимало у них столь экстремальных форм, как в Латинской Америке.
А вот африканские государства крайне зависели от финансирования вашингтонскими институтами и пострадали от политики консенсуса[166] куда больше латиноамериканцев. Однако открыто отказаться от неолиберального курса им было еще труднее. И все же в последнее десятилетие и на африканском континенте неуклонно крепнет уверенность в том, что государство должно играть в управлении рынком более активную роль, нежели это рекомендуется Вашингтонским консенсусом[167].
Надо сказать, неолиберальная политика не сработала толком даже в богатых странах. В течение неолиберального периода, начавшегося в 1980-х годах, там наблюдались постепенное замедление экономического роста, все большее неравенство доходов и все более частые финансовые кризисы, нежели в предыдущие десятилетия так называемой смешанной экономики. Такой ее тип требует более активной роли государства в сдерживании и регулировании рыночных сил, то есть — с неолиберальной точки зрения — его большего вмешательства в экономику[168].
Но в отличие от стран богатых, для развивающихся неолиберальная политика оказалась просто катастрофой: для их потребностей она вообще не годится. Прежде всего, ортодоксальная неолиберальная идея отрицает тот факт, что развивающиеся страны способны развить свою экономику только в том случае, если их правительства посредством протекционизма, субсидий, регулирования деятельности иностранных инвесторов и прочих поддерживающих мер создадут для своих производителей «пространство для роста» и помогут научиться работать в высокопроизводительных отраслях (см. главы «Креветки» и «Банан»). Это обстоятельство, особенно в 1980-х и 1990-х годах, усугубилось тем, что политические рекомендации Вашингтонских институтов предполагали ставший впоследствии печально известным «шаблонный» подход. При этом подходе всем странам, независимо от разницы в их экономическом положении и различий в социально-политической среде, рекомендовался один и тот же набор правил.
