исправляла ее французский, прививала хороший вкус в одежде, выборе блюд и многом другом. Она познакомила Купер с произведениями любимых поэтов — Бодлера, Вийона, Рембо — и распахнула перед ней целый мир новых возможностей.
Так же, как с Генрихом, хотя и немного иначе, с Сюзи Купер чувствовала себя пробужденной. Чувственность ворвалась в ее жизнь, как теплый ветерок в окна комнаты, долгое время простоявшей закрытой. Раньше Амори был для нее всем, особенно в начале их брака, но его постоянные измены ранили так часто и глубоко, что она полностью перестала ему доверять. А вместе с доверием умерло и желание. Она поняла, что в близости и доверии нуждается больше, чем в сексе. Именно доверие порождает желание, а не наоборот. Поэтому что-то в ней закрылось, как лепестки слишком нежного цветка, и не желало распускаться, пока в ее жизни не появились новые люди — Сюзи и Генри.
— А что у тебя с этим брутальным русским? — продолжила Сюзи.
Купер вздрогнула, когда та ласково погладила ее шею кончиками пальцев: касание казалось невесомым, как крылышки бабочки.
— Если ты не спишь со мной, значит, спишь с ним?
— Конечно нет!
— Конечно нет! — передразнила Сюзи. — Ты просто памятник целомудрию, и твои мраморные бедра не раздвинутся ни для кого никогда. Признайся, cherie, тебе просто нравится сводить всех с ума.
— Вовсе нет!
— Лгунишка. — Сюзи прижалась жадными влажными губами к губам Купер. Несмотря на всю утонченность ее нарядов, она никогда не пользовалась ни духами, ни дезодорантами. Ноздри Купер наполнил молочный запах ее кожи с острой тягучей ноткой пота, пьянящий и эротичный. Она быстро отстранилась.
— Почему ты никогда не позволяешь поцеловать себя как следует? — обиженно спросила Сюзи, гладя ярко-рыжие волнистые волосы.
— Потому что не хочу так с тобой целоваться.
— Но почему?
— Потому что это… — Купер никак не могла подобрать слова.
— Неприлично? Неправильно? Неприятно? Неблаговоспитанно?
— Не похоже на меня.
— Но ты же хочешь меня, как и я тебя. Я это чувствую.
— Ты это себе воображаешь.
Сюзи захватила волосы Купер в горсть и угрожающе потянула:
— Иногда мне хочется причинить тебе боль.
— Иногда мне хочется, чтобы ты себе это позволила, — тихо ответила Купер.
* * *
Когда в предрассветный час Купер вернулась домой из «Ля ви паризьен», Перл была в гостиной. Она скрючилась на диване, растопырив пальцы босой ноги, и примеривалась, куда уколоть.
— Бога ради! — в отвращении воскликнула Купер. — Не могла бы ты делать это в ванной?
— Там слишком холодно, — возразила Перл.
Она осторожно ввела наркотик и со вздохом откинулась на подушки. Эффект был почти мгновенным — морщины разгладились, будто по ним прошлись горячим утюгом; лицо Перл стало юным, гладким и невыразительным, как кусок теста.
Ее срыв стал для Купер горьким разочарованием, но ей пришлось признать, что если Перл когда-нибудь и покончит с зависимостью, она имеет право сделать это на своих условиях, а не под чьим-то давлением.
— Ты опять была у Петруса.
Губы Перл растянулись в подобие улыбки.
— Ага, я снова встречалась со своим большим черным дьяволом.
— И чем ты расплатилась с ним за кокаин?
— Тем же, чем и ты.
— Не понимаю, о чем ты! — возмутилась Купер.
— О помаде на твоем лице. Она не того тона, которым ты пользуешься, детка.
Купер раздраженно вытерла губы.
— Она может быть чьей угодно.
— Только не этот оттенок цвета крови девственницы. Эта — точно ее.
— Она просто подруга.
— Милая, я все-таки старше тебя. И лучше разбираюсь в том, как устроен мир.
— То-то я и заметила, — сыронизировала Купер. Перл потянулась, взгляд у нее совсем остекленел.
— У тебя роман с Сюзи?
— Тебя это вообще не касается, — сдержанно ответила Купер. — Но — нет. У меня нет романа с Сюзи.
— Пока, может, и нет. Но скоро будет, потому что она тебя к этому подводит. Зря, думаешь, она взяла тебя под крылышко? Ты — ее следующая громкая победа.
Купер фыркнула:
— Да ладно тебе, Перл! Я не стану выслушивать поучения от человека, только что вколовшего себе наркотик между пальцами ног.
— Она ненормальная.
— Если под ненормальностью ты понимаешь, что она не такая скучная, как дешевый бульварный роман, я с тобой соглашусь.
— В «Ля ви паризьен» забавно первые несколько раз. Можно поглазеть на фриков, немного выпить…
— Подцепить чужого мужа, — перебила ее Купер.
— Но ты ходишь туда почти каждый день. Ты увлечена ею.
— А ты — наркоманка.
— Сама не лучше. Ты же смотришь на нее, как кролик на удава.
— Я не видела, как кролик смотрит на удава, поэтому ничего не могу сказать. В следующий раз, как окажусь в Бруклинском зоопарке, посмотрю обязательно. А пока — Сюзи мне просто нравится. Очень. Она добра со мной, поэтому я и смотрю на нее соответственно.
— Очевидно, чего она от тебя хочет, — да она ведь обхаживает тебя на глазах у всех. Все только о тебе и говорят.
— Пусть говорят.
— Мне известно, каково это — свернуть на кривую дорожку, — сказала Перл. Она медленно, как в летаргическом сне, собирала в косметичку свой «ремнабор» — коллекцию шприцев и стеклянных ампул. — Я не хочу, чтобы с тобой случилось то же самое. Снова выйти на прямую дорогу будет нелегко.
— Я понимаю, — проговорила Купер, немного смягчившись. Перл ежедневно исчезала на несколько часов, несомненно по-прежнему работая на Петруса, и возвращалась с кокаином или другими наркотиками. Но вместе с тем она исправно вносила свою часть денег за квартиру — в этом смысле Купер было не на что жаловаться. — Мы могли бы поместить тебя в клинику.
— Нет, спасибо. Вот так резко взять и завязать? Да пошло оно к чертовой матери! А что Генри говорит по поводу Сюзи?
— Генри, в отличие от тебя, позволяет мне жить своей жизнью.
Перл зевнула.
— Потеряешь ты его, попомни мои слова.
— Как я могу его потерять? Он мне не принадлежит.
Глаза Перл сейчас до жути напоминали глаза мертвого Джорджа, когда Купер нашла его на полу: молочно-белые, мутные и пустые.
— Ты же вертишь им как хочешь. А он без ума от тебя.
Купер не собиралась обсуждать с Перл свою личную жизнь, а тем более вдаваться в такие тонкие и сложные материи, как ее чувства к Генри и Сюзи, — она и сама в них толком не разобралась.
— Генри намного старше меня.
— А это-то здесь при чем? Генри красив, богат и обожает тебя. Кого тебе еще надо?
— Никого. Мне нравится быть свободной.
— Медный Таз, когда уже ты повзрослеешь и поймешь, какова жизнь на самом
