Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
лишь на помощь Антанты на будущих мирных переговорах[790]. Сам он, обращаясь 10 ноября к украинским депутатам-буковинцам, уверял, что договоренности по вопросу о присоединении Восточной Галиции к Польскому королевству не достигнуто и у австрийских украинцев «нет никаких причин… австрийскую ориентацию повесить на гвоздь»[791]. «Українське слово» язвило, что в преддверии 5 ноября 1916 года Василько говорил то же самое[792].
26 ноября 1917 года правительство РСФСР предложило Германии и Австро-Венгрии приступить к переговорам о перемирии и получило согласие. Переговоры были назначены на 2 декабря в Ставке командования германского Восточного фронта в Брест-Литовске[793]. 1 декабря в австрийской прессе появилось совместное заявление УПП, чешского и югославянского парламентских объединений с осуждением того, что австро-венгерское правительство, анонсируя переговоры, упомянуло только один из двух обозначенных советским правительством принципов – «мир без аннексий и контрибуций». Депутаты усомнились, что Вена разделяет второй принцип – права народов на самоопределение. Н. Василько публично призвал коллег не мешать переговорам и заявил, что прекращает любое взаимодействие с подписавшими заявление депутатами. В заключение он напомнил, что на его личное положение решения УПП никак не влияют, поскольку он состоит в отдельном буковинском клубе[794]. Газета «Буковина» заявила, что УПП «дала чешской руке водить своим пером»[795].
У Василько, который живо интересовался ситуацией на Поднепровской Украине, давно назревал план действий – еще в июне он писал эрцгерцогу Вильгельму, что хочет убедить Чернина в важности стремления украинцев к автономии и независимости[796]. 3 декабря рейхсрат большинством голосов избрал Василько в комиссию по иностранным делам.
В своем выступлении тот всецело одобрил внешнеполитический курс Чернина, тем самым продемонстрировав принципиальное расхождение с галичанами. В УПП, рассчитывавшем провести в комиссию Петрушевича, заметили, что девять десятых украинцев Австрии, то есть галичане, лишены представительства в комиссии, а буковинец Василько не вправе выступать от имени всего украинского народа империи[797]. «Українське слово» называло Василько предателем национальных интересов и австрийским агентом, «подстраивающимся под украинскую марку»[798]. «Діло» же аккуратно и витиевато защищало Василько, полагая, что искусный политик «знает, что делает»: «Он, несомненно, полностью осознает то, как сейчас оценивает графа Чернина украинское общество… Он также знает, что на чашу весов положено теперь его доброе имя как человека чести и украинского патриота. Итак, если при таком положении дел г-н Василько сейчас громко высказывается в пользу графа Чернина, то мы не можем дать этому явлению другого объяснения, кроме как что г-ну Василько известны иные факты о политике графа Чернина в значимых для нас вопросах, чем те, которые знаем мы…»[799] Василько был доволен своей миссией и писал А. Барвинскому: «Как я в свое время в начале войны видел события, так они с математической точностью и развивались»[800].
18 декабря 1917 года в парламенте глава УПП Е. Петрушевич категорически отверг возможность присоединения всей Галиции к Польскому королевству: «Подобное решение равняется нашей национальной гибели, и украинский народ должен всеми имеющимися у него средствами защищаться от подобных планов»[801]. Политик отметил, что украинцы не доверяют дипломатам и переговоры следует вести под наблюдением представителей всех народов империи[802]. 19 декабря Е. Левицкий зачитал в парламенте заявление УПП о путях решения украинской проблемы на переговорах. УПП опасалось, что Чернин будет требовать решения польского вопроса в австро-польском ключе, и в очередной раз отмечало, что Восточная Галиция – «единое этнографическое и историческое целое» и любое ее деление нарушит «жизненные интересы украинского народа»[803]. «Современная так называемая Восточная Галиция – а правильнее просто Галиция – целиком представляла собой непосредственное и неотъемлемое наследие украинской нации и, следовательно, может только целиком либо остаться в составе Австрии, либо войти в украинскую республику – что полностью соответствует идеалу всей украинской нации», – заявил Левицкий под аплодисменты коллег[804]. В первом случае Восточную Галицию следовало бы объединить с Буковиной и, возможно, с другими украинскими областями монархии[805] в отдельную украинскую провинцию в составе Австро-Венгрии. УПП выражало «ожесточенный протест» против присоединения каких-либо украинских территорий к будущей Польше, а на случай, если это все-таки произойдет, обещало добиваться признания Восточной Галиции спорной территорией и проведения там плебисцита под международным контролем[806]. То же касалось Холмщины и Волыни: 22 декабря 1917 года УПП совместно с СОУ опротестовало присоединение Волыни и Холмщины к Королевству Польскому[807]. «В любом случае, – подытоживал Е. Левицкий, – украинский народ не может и не должен допустить того, чтобы в XX веке, после такой тяжелой войны и такого количества несчастий и жертв, во время провозглашения принципа самоопределения можно было пожертвовать целым народом»[808].
Тезис «Или присоединить к Украине, или создать отдельную украинскую провинцию» появлялся и на страницах печатного органа УПП (цензура этому, кстати, не препятствовала)[809]. При этом на заседаниях УПП Е. Левицкий заявлял, что они с коллегами «не упали еще на голову, чтобы идти по линии Киева»[810]. Для украинских политических элит объединительные лозунги были скорее элементом шантажа, чем отражением реальных намерений. Бескомпромиссность политиков настораживала митрополита Андрея Шептицкого: в письме украинскому эмигранту из России М. Тышкевичу он писал, что «сжигать за собой мосты, открыто желая отделения от Авс[трии], было бы, по-моему, неосторожно, в данном случае, опасно; и прежде всего – бесполезно»[811]. Он пытался примирить УПП и его противников, но представители УПП отказались прийти на инциированное им в январе 1918 года совместное совещание[812].
22 января 1918 года УПП потребовало от правительства срочного прояснения пяти вопросов: каковы ход и состояние переговоров; почему Чернин, вопреки принципу «мир без аннексий и контрибуций», сопротивляется идее референдума и тем самым затрудняет переговоры; какова позиция главы МИД по Волыни, Подляшью и Холму; почему Чернин на переговорах отдавал приоритет вопросу защиты польского меньшинства на Украине, притом что в Восточной Галиции польское меньшинство управляет украинским большинством; наконец, принял ли министр во внимание пожелания украинских депутатов относительно судьбы Восточной Галиции и Северной Буковины[813]. Акцент привычно делался на принципе самоопределения народов и солидарности украинцев: «За нашими спинами могучая украинская держава, с нами все униженные и порабощенные народы. Вкупе с ними мы все-таки можем быть силой, с которой каждый будет вынужден считаться», – подбадривал соотечественников Петрушевич в передовице «Украинского слова»[814]. Во время дебатов в рейхсрате он же под аплодисменты коллег заявлял, что если монархия Габсбургов устоит, то украинцы сами выберут свое будущее путем референдума[815]. В день, когда
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
