никуда не пропало и ищёт себе выход, но моё тело, моё мудрое тело было закрыто, замуровано.
– Не надо, – в моём голосе зазвучали слёзы. – Пожалуйста, не надо, я не хочу…
– А мне что делать? Я-то хочу.
И тут я вновь оказалась в своём колодце и, не найдя под ногами очередной ступеньки, с размаху наступила в тёмную бездну и начала падать.
Кое-как высвободившись из-под его тела, я взяла полотенце и ушла в душ. Стоя под струями тёплой воды и пытаясь согреться, я слушала, как в моей голове пульсирует лишь одна мысль: «Уйди. Пожалуйста, встань и уйди».
Вернувшись в комнату, я увидела, как он продолжает лежать на моём диване.
– Саша, вставай.
Пока он одевался, я собрала диван, и тут вдруг зазвонил мой сотовый, я сняла трубку.
– Лена, я не знаю, что произошло, – в трубке слышался взволнованный голос моей мамы. – Обычно ведь всё нормально было, а тут Маша среди ночи как давай плакать. Я её не разбудить не могу, не успокоить. Уже не знала, что делать, но вроде потом, она как-то сама успокоилась. Сейчас вон бегает, всё нормально вроде. Ты во сколько за ней придёшь?
– Ясно. После обеда приду. Пока.
«Как же я могла забыть?! Почему я о ней не подумала?! Ведь она всегда всё чувствовала!» – я мысленно высказывала самой себе своё же недовольство.
– Зачем ты меня подняла? – я на мгновение забыла, что я не одна.
– Чтоб ты встал.
– Зачем?
– Была мысль, что ты уйдёшь, пока я буду в душе.
– Я могу уйти сейчас.
– Уйди.
Надев куртку, он вышел в коридор, я открыла дверь и через несколько секунд закрыла её, выпустив гостя. Вернувшись в комнату, я почувствовала, как у меня поднимается температура.
53
Возвращение домой было каким-то противоречивым: с одной стороны, я была готова свернуть горы и начать всё с чистого листа, с другой стороны, я так и не смогла понять, о чём же думает мой спутник – вид у него теперь всегда был какой-то задумчивый и, несмотря на то, что он спокойно поддерживал мои разговоры о дальнейшей совместной жизни, его оцепенение меня как-то настораживало.
Привезя нас в нашу новую квартиру, куда уже были перевезены все вещи, он поспешил проститься и уехал.
Стоя посреди этой однокомнатной мечты, я не чувствовала, что вернулась домой – эта квартира была чужая. Она была чужая настолько, что мне сразу же захотелось оттуда уйти, но поскольку идти пока было некуда, то я начала разбирать вещи.
Вернувшийся вечером муж только добавил ощущения чужеродности, хотя он, в свою очередь, был просто счастлив здесь оказаться, он чувствовал себя замечательно на новом месте.
Прожив так недели две, я поняла, что чувствую себя как пассажир на вокзале, чей поезд по каким-то причинам так катастрофически задерживается. На следующий день я начала искать квартиру.
Что касается этой «студии», то я сразу решила оставить её мужу. Во-первых, потому, что всегда знала, что у меня будет своё жильё, и оно будет именно таким, каким я захочу его увидеть, а будет ли что-нибудь ещё у моего мужа – я не знала. Второй же причиной стали его родители – они помогали нам за неё рассчитываться, их помощь, конечно, была не существенной, но здесь речь шла не о деньгах. Эти два человека смыслом своей жизни сделали помощь своим детям, они ограничивали себя во всём, откладывая неиспользованные средства и отдавая их потом, то сыну, то дочери. Конечно, цель у них была самая, что ни на есть, благая и они хотели как лучше, а то, что в итоге получалось, они расценивали, как недостаточность своих же возможностей. Таким образом, они взяли на себя слишком много, но с них почему-то никто не хотел снимать лишние обязанности. И именно поэтому я не имела никакого права лишать их последнего, оставляя с полным ощущением зря прожитой жизни.
Сообщив о своём намерении мужу, я услышала, что он не собирается говорить об этом своим родителям, потому как не представляет чем это объяснять. Я поняла, что объяснять придётся мне.
На следующий день, собравшись, мы с Машей сели на электричку и поехали в гости к бабушке и дедушке.
Приехав и немного отдышавшись, я зашла на кухню, где его мама что-то по обыкновению готовила и сообщила, что мы расходимся. Реакция была предсказуемой, немного поплакав, она поинтересовалась, что будет с квартирой, я заверила её, что квартира останется их сыну.
– А ты как же?
Хороший вопрос, но говорить о том, какие у меня планы, я не стала, сказав лишь, что как-нибудь выкручусь – это её удовлетворило.
Не помню, как мы переночевали там ночь: отец был молчалив, мать старалась делать вид, что всё нормально, я тоже сохраняла какое-то молчание, и лишь Маша бегала и создавала вокруг нас живую атмосферу.
На следующий день мы уехали, родители нас проводили, как обычно. Больше я их не видела.
54
У меня есть два способа, которые позволяют мне полностью отключать мозг и ни о чём не думать, даже если мысли снуют туда-сюда толпами: это слушать радио через наушники телефона или пойти в тренажёрный зал. Музыку слушать мне не хотелось, и я отправилась на тренировку.
Мой организм, поначалу кинувшийся в лихорадку, постепенно успокоился, и меня перестало трясти. Переодевшись, я зашла в зал. Привычная последовательность упражнений и тренажёров давала возможность ни о чём не думать, и я провалилась на два часа в какую-то пустоту. Мой тренер, обычно очень внимательный и доброжелательный, сегодня оставил меня в покое, ни разу не подойдя и ничем меня не беспокоя – я мысленно поблагодарила его за это.
Вывалив большую порцию энергии на эти железяки и приняв душ, я почувствовала себя немного лучше и пошла за Машей. Забрав её и вернувшись домой, я занялась обычными домашними заботами, которые, когда нужно, отнимают очень много времени. В голове, независимо от моего желания, постоянно прокручивалась воображаемая плёнка, повторяя до мелочей все события прошлой ночи. Я не чувствовала обиды, я не чувствовала ничего плохого по отношению к этому человеку – я просто пыталась нащупать хоть какую-то почву под своими ногами. Мне казалось, что я где-то зависла и в попытках найти хоть какую-то опору, я просто озиралась по сторонам и пыталась что-то разглядеть в окружающем меня мраке.
Неделя прошла сама собой,
