Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
class="p1">Суслов блеснул очками.
— Товарищ Устинов, — обратился он с обычной своей официальностью, — надеюсь, мы не будем грозить Соединенным Штатам из космоса? Этой… хроноинверсией?
— Исключено! — мотнул головой министр. — Да, мы сбили «Колумбию», но они первыми начали, нагло нарушив договор о неразмещении. Пришлось… хм… напомнить. А вот морское базирование… Тут мы в своем праве!
Андропов почти не ел, только соками накачивался. Облокотившись на стол, он сложил ладони и подпер ими подбородок.
— Честно говоря, — молвил Ю Вэ невнятно, — меня сейчас больше интересуют внутренние дела. Мы довольно ловко отошли от ленинской национальной политики, но люди, воспитанные на ее принципах, остались — на Украине, в Закавказье, в Средней Азии, в Прибалтике… Даже в Белоруссии! Не морщитесь, товарищ Мазуров, это правда. Петр Миронович не даст соврать… И так называемая «элита» заражена национализмом, и творческая интеллигенция… Что нам делать, скажите, пожалуйста? В срочном порядке восстанавливать бараки ГУЛАГа? Семен Кузьмич!
Цвигун поелозил, и навалился на стол.
— Сложность в том, товарищ президент, что у националистов наблюдается мощнейшая мотивация. Мы отменили республиканские компартии, Верховные Советы и Советы Министров. Мы лишили их власти! Не советской, которую они, мягко говоря, не любили, а ихней — царской, гетьманской или ханской — это уж у кого как. И тут им очень вовремя подыграли на Западе! Да вот, мне тут перевели тамошнюю утреннюю почту — «Фигаро», «Таймс», «Вашингтон пост»… Все хором тянут одно и тоже — о зверствах русских в кишлаках и аулах, да о героической борьбе порабощенных народов! За свободу и независимость! — председатель КГБ в сердцах швырнул на стол распечатки.
— Русские врывались в кишлаки, аулы, стойбища, — не выдержав, процитировал я Задорнова, — оставляя после себя лишь города, библиотеки, университеты и театры…
— Да-а… — криво усмехнулся доселе молчавший Громыко. — Какая горькая ирония!
— Так ведь правда! — воскликнул Цвигун. — А какой поток оружия, денег, методичек хлынул из Пакистана и Турции! На Кавказе мы еще кое-как справляемся, а вот Памир… Одно радует — в Горно-Бадахшанской АО люди за нас, за власть Советов!
— Помогают? — с интересом спросил Андропов.
— Как только могут! И тайные тропы показывают, и… и вообще…
«Выездное заседание Политбюро» оживилось, ударилось в воспоминания, заспорило, зашумело…
…Полчаса спустя все угомонились — переговаривались тихонько или задумчиво молчали.
— А меня другой кризис пугает, — негромко сказал я.
— Какой? — встрепенулся Суслов.
— На мой взгляд… — я задумался, подбирая слова. — Если наш союз нерушимый все же рухнет, то… Помните, как Бернес пел? «С того, что в любых испытаниях у нас никому не отнять»? Вот эта самая, не названная сущность, внутренний стержень народной души, вот что нынче слабеет! И тут даже две причины… Первую я вижу в том, что война унесла миллионы лучших, тех, кто не предаст идеалов революции — говорю это без пафоса! А вторая… Уходит старая гвардия, товарищи. К тем учителям, что сейчас провожают на пенсию, взывали трибуны, вроде Ленина или Кирова. Они закалялись в борьбе, в войне, росли над собой! А кто пришел им на смену? Люди, для которых «Великий Октябрь» или «Великая Отечественная» — всего лишь слова! И такие же… функционеры занимают места старых комсомольских вожаков. Они пишут протоколы собраний, составляют отчеты, ведомости и «ленинские планы»… А за всей этой макулатурой — пустота! Кого эти деятели поведут за собой? И куда? Вот, что меня пугает. Но как с этим быть, я не знаю…
Зависла тишина.
— Справимся, Миша, — негромко вытолкнул Суслов. — Мы это уже проходили — в двадцатых, в тридцатых… Смогли тогда, сможем и теперь. А смена подрастает! — он по юному, по-комсомольски подмигнул.
Пятница, 1 мая. Утро
Севастополь, проспект Нахимова
Колонны давно прошли, промаршировали матросы в парадках и курсанты, но народ всё не расходился. Нарядные севастопольцы гуляли, смеясь и болтая, а голосистая детвора складывала веселые визги в разудалый хор.
Повсюду полоскали красные флаги и флажки, гремела в отдалении музыка, будоража медными зовами, вот только Гирин почти не замечал радостной кутерьмы. Он будто плыл в разноцветном облаке — и сияло солнце, пригревая, и синело море.
А рядом шагала Настя.
Иван уже свыкся со своей любовью — признал, что испытанный им сердечный укол перерос шалую весеннюю влюбленность, вознесся на незнаемую ранее высоту. И дело вовсе не в том, что идущая рядом девушка красива, хотя это само по себе здорово, да еще как! Просто в душе постепенно укрепилось понятие, твердое знание — Настя именно та, с кем ему хочется быть всегда.
Мысли о женитьбе мелькали и пропадали — мичман не торопил жизнь, не теребил судьбу. Да если честно, то и побаивался: Настя — натура своевольная, откажет еще… А что может быть ужасней? И еще Иван стеснялся…
Да и стоило ли обрывать волнующую, волшебную пору сближения, когда двоих тянет друг к другу, но еще не перейдена крайняя грань?
— Слава казался сильным, а оказался слабачком, — негромко рассказывала Настя, аккуратно, зубками отщипывая эскимо. Облизнув губу, она глянула за «морской фасад», щурясь на солнце. — Променял меня на девицу «из своего круга»!
— Дурак! — чистосердечно обронил Гирин.
Настя рассмеялась.
— Скорее, я — дурочка! Да нет, ты не думай, я даже не обиделась. Просто… такое разочарование! Даже стыдно. Не разобралась в человеке, пленилась оберткой, а в сердцевинке — гниль…
— А… Костя? — с запинкой спросил Иван.
— Этот был проще, понятней… — девушка задумалась, мельком лизнув подтаявшее мороженое. — Его можно было уважать, хотя бы за честность. Костя был добр ко мне, заботился, но… Я не любила его. Ну, как… Можно быть благодарной, ласковой… Даже нежной! Но, если ты ничего к человеку не испытываешь, как с ним жить? Стерпится — слюбится? Да ну!
Самый важный вопрос колол Гирину язык, но время не пришло. Усилием воли он поборол стонущую натуру, и вздохнул.
— А у меня… У меня только Маша была. Так, ничего серьезного. Бабушка еще шутила: «Иван-да-Марья!» А так… Она мне нравилась, и… Ну, и всё. Я даже не знаю, что у нее самой было ко мне. Но, стоило мне сказать, что остаюсь на флоте, как Маша фыркнула, и гордо удалилась. И в том же месяце вышла замуж…
Двое медленно шагали к площади Нахимова, краем сознания улавливая отголоски праздника. Настя свернула в тенистый сквер, пропахший молодой листвой — и водорослями.
Гирин задумался, а девушка прижалась спиной к кряжистому вязу в два обхвата.
— Поцелуй меня, — напряжение в ее голосе едва ощущалось, оно вибрировало, резонируя с моряцкой душой.
Мир отдалился, перестал быть.
Сердце у Ивана бухало в самом горле, давя молодой кровью. Его жесткий, сухой рот коснулся нежных девичьих губ, и они дрогнули, раскрываясь. Поцелуй длился недолго, но мичману хватило краткого времени, чтобы обмереть.
— Они у меня липкие, да?.. — прошептала Настя, задыхаясь. — Ты всё эскимо слизал…
— Я люблю тебя! — выдохнул Гирин, холодея.
Карие озера напротив, в опуши камышей-ресниц, отразили счастье.
— Я тоже! Тебя!
И мир снова зацвел, зашумел, окружая двоих пленительной каруселью желаний и надежд.
Глава 16
Вторник, 5 мая. День
Баку, улица Лейтенанта Шмидта
Тахмасиб Мехти обожал свой родной город, издревле разноязыкий и пестрый. Недаром его прозывали «Кавказским Парижем». Хотя куда той худосочной Лютеции до полного жизни Баку!
В отличие от брата, подавшегося в торговлю, Тахмасиб с детства грезил морем, но даже бакинский толкучий рынок был ему мил. Сколько раз, возвращаясь со школы, он забегал на «толкучку»! Нет, навалы плодов земли, впитавших солнце, его не интересовали, как и стиляги с вороватыми глазками, толкавшие импортный ширпотреб, а вот книжные развалы — это да!
Мехти длинно вздохнул, оглядываясь на топавших за ним матросов, и невольно скосил глаза на погоны. Никак не налюбуется! Сколько нервов стоили ему эти три звездочки…
Зато не зря волновался в ту тихую ночь. Лихо они «спустили» тогда нездешний АВАКС! И пособили соседям отстоять Тегеран.
Ну, об этом Мехти узнал днем позже, а в те ночные часы, когда красные огни боевой тревоги разгоняли потемки в отсеках, душа полнилась страхами. Вдруг промахнемся⁈ Вдруг не того смахнем с небес?
Но вот накатило утро, и сам Горшков поблагодарил экипаж за службу. Хоть и по радиофону, но всё же…
Тахмасиб гордо улыбнулся.
Пускай Каспий «безвыходен» и пути к океану нет, но это всё равно море! А ракеты стреляют всё дальше, всё метче. Скоро «Советский Азербайджан» станет
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
