Прозвонило семь утра.
Мне не понадобилось бы и часа, чтобы пройти две мили, отделявшие Ашборн от Уэрксуэрта; но выбирая, как прийти: на четверть часа раньше или на четверть часа позже, — я счел за лучшее прийти на четверть часа раньше.
Чем дальше я продвигался по дороге, тем отчетливее видел домик, и каждую минуту мне казалось, что вот сейчас появится моя незнакомка; но, наверное, она была занята в какой-нибудь комнате дома, поскольку я ее так и не увидел.
На этот раз я не нуждался в подзорной трубе, чтобы видеть все: перед моими глазами поочередно возникали пустая клетка, белые занавеси над кроватью, обои в разводах на стенах.
В ту минуту, когда я проходил около стены, окружавшей сад и помешавшей моим вчерашним ночным наблюдениям, с верхушки садового дерева слетел щегол и, сев на придорожном клене рядом со мной, принялся петь, словно желая приветствовать меня от имени своей хозяйки.
Но вот я миновал домик; я не осмелился слишком долго смотреть через решетку и все же отважился бросить взгляд на окно… но занавеси были опущены.
Вероятно, изнутри можно было в просветы между ними видеть происходящее снаружи, но с улицы точно не удавалось рассмотреть, что происходит в комнатах.
Я не знал, как найти жилище г-на Смита; но, по обыкновению, пасторский дом соседствует с церковью; дойдя до нее, я обратился с вопросом к человеку, которого принял за ризничего.
Человек этот и в самом деле был ризничим; он осведомился, не ашборнский ли я пастор, и, услышав мой утвердительный ответ, пояснил:
— Господин Смит послал меня сюда встретить вас, ведь он забыл вам сказать, что живет он не возле церкви, а, наоборот, весьма от нее далеко.
— В таком случае, друг мой, будьте добры, укажите мне дорогу к нему.
— Можно сделать лучше, господин пастор: с вашего позволения, я вас туда провожу. Господин Смит велел ждать вас на дороге, чтобы вам не пришлось проделать лишний путь; однако вас ожидали только к восьми.
В эту минуту прозвонило без четверти восемь.
— Вы правы, друг мой, — согласился я. — Тут нет вашей вины: это не вы опоздали, а я пришел раньше времени. Так что идите впереди, а я пойду за вами.
Мой провожатый направился по дороге, по которой я уже проходил, и я последовал за ним.
XVI. ЖЕНА И ДОЧЬ ПАСТОРА СМИТА
Как уже было сказано, я проходил часть деревни по пути к церкви, так что сначала мне не слишком была интересна дорога, по которой меня повел мой провожатый.
Но, поскольку постепенно дома встречались все реже, а впереди наконец остался только один домик, и он оказался зелено-красно-белым, то есть домиком моей незнакомки, я остановил моего провожатого:
— Друг мой, куда вы меня ведете?
— Туда, куда вы и должны идти, — откликнулся он, — к пастору Смиту.
— Так пастор Смит живет в этом доме? — спросил я, побледнев.
— Да, сударь, — подтвердил ризничий. — Это собственность его жены, и пастор поселился там после женитьбы.
— И у пастора Смита есть дочь? — спросил я не без колебаний.
— Да, господин.
— Блондинка… лет восемнадцати-девятнадцати?
— Это так… Святая девушка, скажу я вам!
— О Боже мой! — прошептал я, покачнувшись.
— Что с вами, господин пастор? — встревожился мой провожатый. — Похоже, вам стало плохо.
— Ничего… Просто потемнело в глазах, — поспешно ответил я. — Пойдемте!
И я сам сделал шаг к домику и протянул руку к дверному молотку.
Но в этот миг дверь открылась и я увидел улыбающееся лицо достойного г-на Смита.
— Прекрасно! — воскликнул он. — Вот и вы! Быть точным — это замечательно… Но что с вами? Сдается мне, вы побледнели и дрожите.
Я успокоил его улыбкой и пожатием руки, ибо боялся, что стоит мне заговорить, как мой срывающийся голос выдаст мои чувства.
Мой провожатый ответил за меня:
— Ах, не знаю, по правде, что это произошло с господином пастором в двадцати шагах отсюда: он вдруг побледнел, и можно было подумать, что ему стало плохо.
— Как! Стало плохо?! — вскричала г-жа Смит, появившаяся за спиной супруга. — Смит, иди-ка скорей в аптеку, купи мелиссовой настойки, настойки на померанцевом цвету и сахара, а я пока провожу господина Бемрода в гостиную… Ну, иди же! Иди же!
Я хотел остановить г-жу Смит, но это было невозможно: она подтолкнула мужа одной рукой, а другой взяла меня и повлекла в дом.
В гостиной она усадила меня в кресло и открыла окно в сад, чтобы я мог дышать свежим воздухом.
Делая все это, она беспрестанно говорила, расспрашивала меня, сама отвечала на свои вопросы, задавала новые и тоже сама отвечала на них.
Пастор вернулся через пять минут, держа в руке пузырек с приготовленной микстурой.
Госпоже Смит хватило этих пяти минут, чтобы сообщить мне, что ее мужу уже пятьдесят два года, а ей всего тридцать девять, что у нее есть дочь, которой нет еще и девятнадцати лет, что эта дочь хороша собой, что она поет, играет на клавесине, рисует и благодаря своему счастливому характеру еще в большей мере, чем своей красоте и своим дарованиям, непременно составит счастье будущему супругу.
На этой последней фразе своей жены в гостиную вошел г-н Смит, и я заметил, что он пожал плечами, тем самым давая понять, что подобная похвала всегда подозрительна в устах матери.
И правда, как бы я ни был заранее расположен к моей прекрасной незнакомке, я предпочел бы, чтобы г-жа Смит ничего не говорила о ней и позволила мне самому оценить столь восхваляемое ею совершенство.
Как ни пытался я уверить г-жу Смит, что дурнота у меня прошла, если только это была дурнота, она заставила меня выпить стакан воды, приготовленной ее супругом.
— Ну вот!.. Теперь наш дорогой сосед господин Бемрод полностью пришел в себя, — заявила она. — Ведь теперь вы не чувствуете недомогания, не так ли, господин Бемрод?
Я кивком подтвердил, что чувствую себя превосходно.
— Прекрасно! Пора представить гостю нашу дорогую Дженни, не правда ли, друг мой? — продолжала г-жа Смит.
— Но, моя хорошая, — заметил г-н Смит, — наша дорогая Дженни и сама прекрасно представится… Мне кажется, ты придаешь девочке больше значения, чем она того заслуживает.
— Как это — больше значения, чем она того заслуживает?! Как это — девочка?! — возмутилась г-жа Смит. — Дженни уже взрослая, ей девятнадцать, мой дорогой господин Бемрод, и она уже отказалась от очень хороших партий, можете мне поверить.
— И я вам верю, моя дорогая госпожа Смит, — сказал я, улыбаясь.
