Немец ответил долгим, исполненным ненависти взглядом, но промолчал. Он наклонился и, вцепившись в куртки, одного за другим отволок охранников к обочине и столкнул в канаву.
— Что еще? — неприязненно поинтересовался он.
— А теперь мы оставляем вас, — усмехнулся Холлидей. — Когда на вас наткнется патруль Autobahnpolizei,[95]можете объяснять им, как вы оказались здесь в компании двоих ваших мертвых служащих.
Пэгги хотела забраться на переднее кресло, но покачала головой и заняла место сзади. Не сводя ствола с Келлермана, Холлидей сел за руль и включил зажигание.
— Я думала, меня стошнит, — прошептала девушка. — Увезите меня отсюда, пожалуйста.
Джон вывернул руль, разворачивая «мерседес» по направлению к Фридрихсхафену, и прибавил газа. В заднее зеркало он видел, как высокая фигура Келлермана скрылась в темноте.
— Жаль, что мы потеряли снимки, — сказал Холлидей.
— А вот и не потеряли, — повеселевшим голосом ответила Пэгги.
Она выудила из заднего кармана джинсов тонкий пластмассовый прямоугольничек, чуть-чуть больше, чем пластинка жевательной резинки, и показала подполковнику. На одной его стороне он прочитал тисненые буковки: «Sony».
— Эта штучка, Док, называется флэшкой, — с улыбкой отвечала журналистка. — Снимки сохранены на ней, а я вытащила ее из фотокамеры еще в логове Келлермана. Добро пожаловать в век цифровых технологий, старина!
16
— Как вы себя чувствуете? — спросил Холлидей.
Они отдыхали после обеда в кафе под тентом на рыночной площади дель Джезу-Нуово в портовом итальянском городе Неаполе. Пэгги пила ледяное «Настро Азурро» прямо из бутылки, а подполковник неторопливо пригублял вторую чашку капучино. Остатки пиццы «Маргарита» сиротливо лежали на плоской тарелке. С высокого синего неба лился яркий солнечный свет. Площадь кипела жизнью — автомобили, велосипеды, шумные стайки туристов. Всего лишь двое суток миновало после их неприятного приключения во Фридрихсхафене.
— Я? — пробормотала Пэгги. — Я все еще пытаюсь сообразить, как мы здесь оказались?
— В поезде приехали, — улыбнулся Холлидей.
— Я не об этом…
— Я знаю.
Джон неторопливо оглядел вымощенную булыжником рыночную площадь. В центре ее возвышалась колонна с бронзовой статуей Девы Марии, установленная иезуитами в семнадцатом столетии в честь непорочного зачатия и в ознаменование строительства новой базилики Джезу-Нуово, которая и дала имя площади.
Раньше площадь была центром Неаполя, но со временем потеряла свое значение. Теперь здесь не бродили священники и монахи из различных орденов, зато окружающие улицы пестрели вывесками баров, ночных клубов и пиццерий, тротуары кишели любопытными туристами, а проезжая часть не могла вместить грузовиков и легковых автомобилей. Скутеры, чьи двигатели, не иначе переставленные со швейных машинок, зудели, словно разъяренные москиты, и бесстрашно лавировали среди могучих транспортных средств. А центром этого коловращения по-прежнему оставался обелиск…
Неблизкий путь от пустынной обочины в Баварских Альпах.
Оставив Келлермана в темноте и одиночестве, они вернулись к замку, нашли свою машину — она стояла, никем не замеченная, у подножия холма, на склоне которого лежали руины старого замка. Там они бросили «мерседес» с телом Драбека в багажнике.
Вернувшись в Фридрихсхафен, они успели купить билеты на последний паром, отходивший в двадцать два сорок, и через час оказались на швейцарском берегу озера. Еще два часа понадобилось, чтобы добраться до Цюриха. Там Пэгги нашла круглосуточное интернет-кафе и распечатала с флэшки фотографии разворотов дневника Лютца Келлермана — в общей сложности девяносто четыре снимка.
Потом они сидели и вычитывали листы один за другим, выискивая знакомые имена или названия. Нужная запись датировалась двадцать седьмым сентября тысяча девятьсот сорок третьего года, понедельником. Неаполь. Амадео Маури, итальянский археолог, первым обнаруживший меч при раскопках Помпеи — этот уничтоженный еще в античные времена город некогда располагался в нескольких милях южнее Неаполя, на склоне Везувия, вулкана, который давно стал визитной карточкой здешнего пейзажа.
Для Холлидея этой информации оказалось достаточно. В тот же день они сели на утренний скорый поезд, следующий до Милана, а оттуда ночным рейсом добрались до Флоренции — пристанища многих знаменитостей: Микеланджело Буонарроти, Леонардо да Винчи и, чуть позднее, Сальваторе Феррагамо, «короля сапожников и сапожника королей». Там подполковник разыскал местное отделение фирмы «Берлиц»[96]и заказал перевод интересующих его страниц. Дальше их путь лежал в Неаполь.
Пэгги цедила понемножку пиво и безучастно смотрела на суетливую и шумную толпу на тротуарах. Приключение во Фридрихсхафене отразилось на ней не лучшим образом: девушка выглядела осунувшейся и усталой, сникла и утратила былой энтузиазм. Холлидей не слишком удивился. Он и сам чувствовал себя не очень хорошо — сказывалось нервное напряжение. От начала их авантюры и до сегодняшнего дня умерли уже пять человек, и троих из них убил он. Да, парни, как говорится, сами нарвались, но какое это имеет значение? На его руках кровь и ответственность за эти смерти лежит на нем, подполковнике Джоне Холлидее.
— Хотите бросить? — спросил он.
— Что? — Пэгги дернулась, будто громом пораженная.
— Хотите бросить? — повторил Холлидей. — Мы можем остановиться прямо сейчас, вы же знаете. Езжайте в аэропорт и к завтрашнему утру будете дома.
Она нахмурилась, отхлебнула пива, покрутила бутылку, царапая ногтем этикетку.
— Я не похожа на вас, — сказала девушка. — Я не солдат. Я привыкла видеть опасность только в видоискателе фотоаппарата, а не ощущать на своей шкуре.
— Поверьте, детка, я ощущаю то же самое. И все это не очень мне нравится.
— Мне хочется, чтобы опасности закончились поскорее.
— Есть старинное высказывание, — пожал плечами Холлидей. — Оно существует со времен владычества Бурбонов в Италии. «Увидеть Неаполь и умереть». Опасность порождает еще большую опасность. Сражения — новые сражения. Одна война зачастую приводит ко второй. Нет никакой гарантии, что у нас все получится…
— А что вы думаете о Келлермане? — неожиданно сказала Пэгги.
— А что я должен о нем думать?
— Как вы считаете, он продолжит охоту за мечом?
— Он читал дневник отца. — Холлидей покачал головой. — Он упорный человек. Целеустремленный. Раскрыть тайну меча раньше, чем это сделаем мы, для него — вопрос чести, как мне кажется. Нет, он продолжит охоту. И возможно, с еще большим рвением.
