Он оставил грудь ее лишь для того, чтобы прошептать:
– Это безумие! – Но ласк своих он не оставил, осыпая поцелуями ее шею и подбородок. – Я говорил, мы, мужчины, народ опасный, – сказал вдруг он.
Она успела заметить выражение раскаяния на его лице, но слышать его замечания было выше ее сил, поэтому она вновь сама поцеловала его.
Он застонал, его золотистые глаза светились желанием.
– Черт подери, но не такой опасный, как прекрасные девственницы!
И тут она поняла, что зашла слишком далеко. Он резким рывком привлек ее к себе, на лице его была написана безумная решимость. Толчком он просунул колено между ее ног. Она не успела ничего сказать, потому что рот его грубо, требовательно приник к ее рту. В полузабытьи она раздвинула ноги, и он, привалив ее к стволу дерева, приподнял ее юбки.
И тут с дерева на них рухнула груда снега.
Он залепил им глаза, засыпал волосы, и они отступили друг от друга. Корделия отряхивала снег с лица, и, почувствовав холод на груди, поняла, что снег попал ей под платье.
Это и привело ее в чувство. Лицо ее пылало от стыда, она наконец осознала, сколь непростительным образом вела себя. Отвернувшись от Себастьяна, она стала вытряхивать снег из платья, и была так смущена, что не представляла себе, как повернется к нему лицом. А он, чертыхаясь, стряхивал снег с плеч.
Дрожа, она оправила платье, опустила юбки. Потом, судорожно оглядываясь, стала искать свой шарф. Он валялся на снегу неподалеку. Корделия схватила его, повязала торопливо, словно это могло свести на нет те несколько минут, на которые скромность покинула ее.
Себастьян перестал чертыхаться, и она не увидела, а скорее почувствовала, что он подошел к ней. Он тронул ее за плечо, и она вздрогнула, но не отпрянула. Не говоря ни слова, он поправил ее накидку, которая болталась у нее за спиной, укутал ей плечи, стараясь защитить от холода, и развернул Корделию лицом к себе.
На его ресницах и волосах лежал снег. Но блеск его глаз, казалось, растопит его, ибо взор его пылал страстью.
– В том, что случилось, моя вина, не ругайте за это себя, – сказал он, но голос выдавал его. Он помолчал, словно собираясь с силами, и продолжал почти угрожающе: – Тем не менее я должен предупредить вас, Корделия. Я всего лишь мужчина, а не святой, и вы пробуждаете во мне самые низменные желания. Если я вновь окажусь с вами наедине, боюсь, я не сумею отвечать за себя.
Взор его упал на ее губы, лицо его напряглось. Он посмотрел ей в глаза.
– Если вы хотите оградить свою добродетель, держитесь от меня подальше.
Слова его были ей укором. Он сказал, что ее вины не было, но то, как он это говорил, свидетельствовало об обратном. И он велел ей держаться от него подальше, будто одно ее присутствие являлось для него непреодолимым соблазном. Да, конечно, она вела себя ужасно, разрешала ему всяческие вольности, позволила почти раздеть себя. Была бы она настоящей леди…
Но неужто он не мог не указывать на то, что, когда он ее целует, она забывает о приличиях?
Чувства ее были в смятении, гордость задета, она не могла бороться с краской, заливавшей ей лицо. Так что разумно ответить она была не в силах.
– Не волнуйтесь, ваша светлость, я не имею обыкновения искушать джентльменов против их воли. Обещаю вам, что в будущем постараюсь избавить вас от столь неблагонадежного общества.
– Черт подери, я не это имел в виду, – возмутился он, но она, закутавшись в накидку, уже шла по тропинке, которая привела их сюда.
– Корделия! – крикнул он ей вслед.
– Оставьте меня в покое! – ответила она, пробираясь по снегу.
Слава Богу, когда она бросилась бежать по дороге, ведущей в город, он не пытался ее остановить.
10
Викарий видел из окна гостиной, как его дочь быстро шла по дороге, герцог следовал за ней немного позади. При виде сего благородного красавца у викария сжались кулаки.
Если бы не этот высокомерный и праздный господин, думал он, сейчас бы они с Корделией спокойно сидели дома. Этот губитель выманил их обоих, вырвал из привычного окружения и определенно вредно влияет на девушку.
Никогда раньше Корделия не говорила с ним так жестко, как в эти последние два дня. Она даже припугнула его Священным писанием. А ведь это он сам учил ее когда-то, толковал непонятные места.
Сегодня утром, припоминал он, Корделия разве что не приказала ему отослать Пруденс, а затем удалилась вместе с этим нахальным господином.
«Ах бесстыжий, развратный лорд!» – подумал он, заметив, какими глазами герцог смотрит на Корделию. Затем его взгляд привлек румянец на лице дочери и снег в ее волосах. Он все более волновался. Снега не выпадало со времени их приезда. Она что, валялась в снегу? Чем она занималась все это время с герцогом?
Викарий оттер стекло, запотевшее от его дыхания. Видно стало лучше. Замерев, он следил за тем, как герцог догнал ее, взял за руку и что-то сказал, а она вырвала руку и пошла далее по направлению к гостинице.
И тут викарий заметил, что волосы герцога взлохмачены: перед выходом из гостиницы тот явно выглядел иначе. В ужасе он искал и другие признаки непорядка во внешности обоих и, ему казалось, находил их.
С его губ сорвалось проклятие. Помогаешь этому холеному господину, а он положил глаз на твою дочь… дьявол его побери. Он за все поплатится, даже благородное происхождение его не спасет.
Корделия вошла во двор гостиницы, выражение ее лица встревожило викария. Похоже, она была сердита на кого-то.
На герцога, вероятно, решил он. Конечно же на него. Этот негодяй чем-то расстроил ее. Скорее всего дело в этом. Что еще могло так обидеть ее?
Конечно же не слова викария. Не могла она все еще злиться на это.
Он нахмурился. А может быть, и могла. Он ведь сам многое испортил. Он сначала не собирался выговаривать ей за то, что она запирает вино, делая его несчастным в его собственном доме. Она сама принудила его к этому, устроив скандал из-за фляжки бренди.
Боже правый, неужели она думает, что он сам не понимает, что последнее время становится все более привязан к спиртному? Но он же не пьяница… он не смог бы читать такие вдохновенные проповеди, будь он пьяницей…
Он действительно несколько зависел от нее последнее время, но собирался исправиться, правда собирался… Он бы выкарабкался наверняка, если бы не этот лорд Веверли, который помешал всем его попыткам.
Корделия вошла в гостиницу, и викарий отошел от окна, размышляя о том, что же ему делать дальше. А если она действительно поедет в Лондон одна?
Это было совершенно невозможно. Конечно же она этого не сделает. Корделия благовоспитанная девушка и не погубит свою репутацию, отправившись в Лондон с герцогом.
