class="p1">То месяц багровый печально поник.
И тиной запахло. И сырость ползет.
Трясина заманит, сожмет, засосет.
"Кого? Для чего? – камыши говорят,-
Зачем огоньки между нами горят?"
Но месяц печальный безмолвно поник.
Не знает. Склоняет все ниже свой лик.
И, вздох повторяя погибшей души,
Тоскливо, бесшумно, шуршат камыши.
(Бальмонт)
***
Я знал ее еще, когда она была ребенком. Маленькая девочка с двумя темными косичками. Тогда она меня боялась. Да и сейчас тоже. Пытаясь объяснить мое существование, она строит теории одна оригинальнее другой. Я часто слышу, как она озвучивает их своей подруге Оле.
Лена, Лена, нельзя объяснить того, что на самом деле не существует.
Я сам иногда в себя не верю. Честно говоря, ее теории кажутся гораздо правдоподобнее самой истины. То я ее давно умерший дедушка (кстати, я его хорошо помню и знаю, что он счастлив там, где находится в данный момент, хотя это место безумно далеко от квартиры его любимой внучки); то я погибший на болотах путник, чья душа мечется в поисках покоя, то просто разыгравшаяся больная фантазия. А правда не оригинальна, я просто не помню, кем был раньше. У меня нет имени, нет тела, нет даже голоса, но зато я ЛЮБЛЮ.
Я люблю ее эгоистично, не признавая компромиссов. Она только моя! Я виноват в краткости ее брака. Хотя они бы все равно разошлись, я чувствую такие вещи. Я создал такую обстановку в квартире, навел такого ужаса, гремя посудой и воя в водосточных трубах, что молодожены ругались еще чаще, то есть чаще двух раз за день. Ругаться – это единственное, что они умели вместе. Порой мне становилось страшно самому, когда моя Лена плакала на кухне и рассказывала мне (она часто так разговаривает, хоть и не верит до конца в мое существование) о том, как ей все надоело, как она хочет прекратить жалкое существование. Была одна попытка суицида. Она уже стояла на балконе. Я в оцепенении смотрел, как она перелезает через ограждение, и не мог ей помешать. Слава Богу, которого для меня нет, Лена испугалась. Захлебываясь рыданиями, она кричала, что даже этого не может, что не может умереть… Тогда я в первый раз смог прикоснуться к ней. Я так захотел помочь, исправить свою роковую ошибку. Я смог погладить ее по волосам. Она подняла огромные черные глаза, и никого не увидев, прошептала: «спасибо»… первый раз за 20 лет я не только дотронулся до девушки, но и успокоил ее.
Кроме любви есть ненависть. Я бы убил всех ее ухажеров! Я бы бил их головой об стену, пока их жалкие мозги не вытекут! К сожалению, сделать это не в моих силах, но я могу пугать этих жалких представителей человеческой расы. Могу внушать ужас, но побочный эффект… Лена все же боится меня… часто, приходя с работы, она просит меня не шуметь, потому что ей жутко. Меня греет ее любовь и пугает ее ужас передо мной.
Могу ей сниться, редко, но могу. Мы даже можем заниматься любовью во сне. Но я не помню себя, так что ее сознание придумывает мне имя и внешность. Мне нравится думать, что в этих снах сливаются наши души и сердца, я часто забываю, у меня нет ни того, ни другого. Меня вообще нет…
***
Так мы и жили. Тихо и счастливо для меня, заключенного какой-то неведомой силой, в стены ее маленькой однокомнатной квартиры. До того момента, как …
Я идиот! Надо было раньше заметить неуловимые признаки изменений, но я был слеп… А ладно, все равно я ничего не смог бы изменить.
Они с Олей сидели на кухне со второй бутылкой мартини, горланили «мама, я не могу больше пить» БГ (я его тоже люблю, не то что лобуду по музтв, которую Лена включает по утрам) и обсуждали какого-то Романа… Ну, Роман и Роман, я был слишком занят, музыка проникала внутрь меня… Сидя рядом с колонками, я чувствовал, как переливаются строки следующей песни:
Звездочка моя ясная,
Как ты от меня далека.
Поздно мы с тобой поняли,
Что вдвоем вдвойне веселей
Даже проплывать по небу,
А не то, что жить на земле…
(группа Цветы)
Наша песня с Еленой, жаль, она этого не знает… Пока я наслаждался вибрацией голоса внутри себя, между боевыми подругами произошел судьбоносный для меня разговор:
– Таааааааааааак, я не понимаю, фто с Раманнаном? – мычит Оля, не, она девка хорошая, на мой взгляд, но когда напьется…
– Нифего с Романом, он герой маво рамана, – остроумная как всегда моя любовь.
Дальше они еще про него поговорили, я не очень понимаю пьяных женщин, их и трезвых трудно понять. Поэтому я полностью отдался во власть музыки…
На следующий вечер я был рядом с Леной. Она спала, а я надеялся, что смогу проникнуть в ее сознание.
Это требовало огромных усилий, необходимо вытеснить все остальные сны и прочно утвердиться в ее разуме. Но в этот день… Проникнуть я смог, но то, что я там увидел, заставило разбить всю посуду на кухне… В ее снах был только один человек. Высокий блондин. Сны были довольно откровенны, я не мог этого выносить. Но даже тогда я ничего не понял.
Меня должно было насторожить то, что она никогда не приводила блондина домой. А значит, я не мог помешать их отношениям, настолько прекрасным, что…
Дождь шел третий день. Это нормально для серого города. Лена собрала вещи, и тут я ПОНЯЛ! Она хочет уйти. Но я не могу уйти с ней. Меня нельзя положить в чемодан. Я вообще не в состоянии покинуть квартиру.
– Прощай, – прошептала она и закрыла дверь.
Я не знаю, кем был раньше и, кто я сейчас, я не помню своей смерти, не знаю, была ли она… но в тот момент, когда закрылась дверь, я почувствовал, что такое смерть.
***
Любви мы платим нашей кровью,
Но верная душа – верна,
И любим мы одной любовью…
Любовь одна, как смерть одна.
(Зинаида Гиппиус)
Конечно, я не умер, надо мной смерть не властна. Но мой мир – это Лена, она ушла, а я остался тихим шорохом в квартире.
Мне трудно следить за временем, мы находимся в разных измерениях, поэтому я не знаю, сколько часов, дней или лет провел на ее постели, сколько раз беззвучно повторял ее имя, сколько молитв возносил к небесам. Но одна из них, наверное, была услышана. Произошло Чудо.
Легкий
