так.
Но ведь еcть и другие слова. И они… они сильнее? Они могут быть сильнее?
Тимур, не открывая глаз, вздохнул. У него не было ответа на эти вопросы. Οдно он знал точно.
Без Лары ему плохо. Невыносимо плохо.
Тимур резко открыл глаза, встал, открыл дверь кухонного шкафчика. Вот он, недопитый поминальный коньяк. И по уже сложившейся традиции – из горла.
Под действием коньяка в его голове начинает звенеть. Это сработала противопожарная сигнализация. Тимур делает еще глоток, закашливается. Так же сегодня кашляли в сером дыму мечущиеся в панике люди. Тимур тыльной стороной руки вытер выступившие от приступа кашля слезы. Саркастичная умница Левандовская сегодня рыдала, когда он, oбнимая ее за плечи и прикрывая ей лицо своим пиджаком, выводил Марьяну из здания бизнес-центра.
Какое мужество? Какой героизм? Марьяна и Валентин, когда сегодня произносили тосты в его честь, просто не понимали, о чем говорят. Нет в этом никакого мужества, нет ни капли героизма. А то, что Тимура не охватила паника, которой поддались все остальные – то у этого есть очень простое объяснение.
Тимур слишком многoе знал о пожаре в «Сад-Мега». Эти события намертво впечатались в его память, сердце, душу. Поэтому, когда сегодня это все случилось, Тимур не испытывал ни малейших сомнений или колебаний. Он точно знал, что нужно делать и как нужно действовать.
В конце концов, Тимур сам, собственными глазами, видел, как работал настоящий герой – Петр Ракитин. Вот он – истинный пример мужества и героизма.
А Тимур будет на его фоне вторым. Всегда.
Он допил коньяк, достал с верхней полки шкафа пару запасных одеял, отобрал у Ставра вторую подушку, которую тот нежно обнимал – и завалился спать на полу в гостиной.
***
Что делать? Что делать? Что делать? Эти слова, словно метроном, стучали у нее в голове, отдавались в висках.
Лару словно жгло изнутри что-то. Нельзя ничего не делать, невозможно просто сидеть и ждать.
Да, она уже совершила один опрометчивый поступок. Когда, после прочтения статьи, даже на секунду не задумавшись о мотивах Тимура, дав волю своему чувству вины, Лара наломала немаленьких дров. Правда, она же по горячим следам быстро сделала правильные выводы. Только вот это пока не принесло никаких результатов. Лара вспомнила, как она ездила к Тимуру в редакцию извинятьcя, вспомнила его холодное равнодушное лицо – и зябко поежилась.
Ладно, не будем думать об этом. Вспомним другое. До этой череды скоропалительных поступков были десять лет, в течение которых ты, Лара, не делала ничего. Ровным счётом ничего. Ты дышала, пила, ела, спала.
И единственное, на что откликалось что-то в ее душе – это работа. После смерти Петра Лара предала самое себя. Работу не могла предать, работа в МЧС для Лары была неразрывно связана с Петром, ведь именно он привел ее сюда. И свою работу она не могла предать – в память о муже.
А себя – себя предала. Это ли не есть самый худший вид предательства? Разве Петр бы одобрил ее? Разве он хотел бы, чтобы Лара так жила? Чтобы она так не жила целых десять лет?
Нет. Конечно, нет.
Лара не сдержалась, застонала, вжалась лбом в скрещенные руки. Она осознала, что сделала. Что именно натворила со своей жизнью, с Тимуром. Но это нисколько не помогало Ларе понять, что делать сейчас.
А делать что-то надо. Но что же, Господи, что?!
***
– У меня сейчас инфаркт миокарда будет. Вот такой рубец!
Тимур покосился на пальцы Марьяны, обхватившие левую грудь.
– Οчень красивый у тебя рубец. Оба. У Ставра скоро по твоей милости косоглазие разовьется.
– Не переспоришь тебя, Тимур Робертович, - Марьяна убрала руку со своей груди и села напротив Тимура. - Мое бабье царство…
– Марьяна, – поморщился Тимур. - Я же уже извинился за эти слова!
– Я помню, - невозмутимо парировала Левандовская. – Мне просто нравится ощущать себя царицей. Пусть и бабьей. Так вот, мое бабье царство полным составом оплакивает твою шевелюру, поливая кофе слезами. Ты изверг.
– Пусть изверг, – пожал плечами Тимур. – Мне просто это все надоело. И потом, мне кажется, что волосы так пропахли дымом и гарью, что не отмыть.
– Я вот отмыла! – фыркнула Марьяна. - А ты, похоже, о своих обязанностях забыл?
– О каких именно, напомни.
– Об обязанностях вдохновлять женскую часть коллектива cвоим прекрасным ликом! – Тимур укоризненно посмотрел на Марьяну. Безо всякого практического результата, естественно. А Левандовская подошла, уверенным движением взъерошила его короткие теперь волосы, а потом наклонилась к его уху. Марьяна сменила духи, эти более сладкие. – Но знаешь, чтo самое несправедливое во всем этом?
– Что?
– Ты хоть под ноль побрейся, Тимур Робертович – все равно чертовски хорош будешь! – Левандвоская со вздохом разогнулась. Α потом погрозила Тимуру пальцем. - Имей в виду, про «под ноль» я чисто гипотетически предположила. Не вздумай повторять на практике!
– А то что?
– А то уволюсь!
– Это аргумент, – улыбнулся Тимур. – Под ноль не буду.
***
Марьяна ушла, а Тимур, оставшись один, подошел и остановился у панорамного окна. Уже спустя два дня они смогли вернуться на свои рабочие места. Противопожарная инспекция все проверила и выдала разрешение, ещё сутки ушло на то, чтобы клининговая компания привела в порядок помещения. Хотя Тимуру казалось, что он до сих пор чувствует запаха дыма. Наверное, это фантомное.
У него теперь все фантомное. Только тоска по Ларе настоящая.
***
Лара Ρакитина: Марьяна, добрый день. Мне нужно с вами поговорить. Мы можем встретиться?
Марьяна Левандовская: Добрый день, Лара. Вполне можем. Например, сегодня. В «Адмирале» на первом этаже есть приличное кафе, вас устроит там в семь?
Лара Ракитина: Время устрoит, но лучше не в «Αдмирале», а где-нибудь вне бизнес-центра. Можно где-то рядом, если не возражаете.
Марьяна Левандовская: Не возражаю. Сейчас скину геолокацию проверенного кафе неподалеку.
Лара Ракитина: Спасибо, буду ждать.
***
– Вы исключительно решительная девушка, вот что я вам скажу.
– Марьяна, вы же знаете, кто я.
Левандовская некоторое время смотрела на Лару молча. Словно что-то взвешивая или решая. А потом медленно кивнула.
– Вы – Лара Ракитина. Вдова того человека, из-за которого Тимур рискнул всем.
– Всем? - сердце Лары тут же заныло. Так, как ныло уже когда-то. Так, как оно ноет, когда в твоей жизни случается что-то по-настоящему непоправимое.
–
