колбаски. Мясной отдел тоже не пустовал. В рыбном была живая рыба и пять-шесть сортов мороженой, хек, например, стоил пятьдесят четыре копейки за килограмм, его покупали в основном для кошек. А уж если проехать пару остановок на трамвае номер два до Сенной площади, да заглянуть в магазин «Океан», глаза разбегались от разнообразия рыбной и прочей морской продукции. Молочные продукты всегда были в ассортименте. По субботам тёща, Павла Дмитриевна, ездила с утра пораньше на «Кузнечный рынок» и баловала нас свиной отбивной на косточке или стейком из телятины, иногда делала цыплёнка-табака. Колхозный рынок ломился от продуктов, фруктов и овощей. Да, они стоили раза в полтора дороже, чем в магазине, но зато первой свежести. В конце восьмидесятых снабжение стало чуть хуже, но жить было можно, особенно в крупных промышленных городах и населенных пунктах, которые снабжались по первой категории. В первой книге я уже отмечал, что Чуна, где жили мои родители, снабжалась по первой категории, так как градообразующее предприятие – ДОК (деревообрабатывающий комбинат) – входило в группу предприятий, обеспечивающих ВПК (военно-промышленный комплекс). Поэтому в Чуне тоже было всё, что пожелает труженик. А вот в командировки на Алтай (Рубцовск) или в Курган, мы собирали с собой полные портфели колбасы, масла и сыра. В этих городах в магазинах было скудно. Однако, когда заводские коллеги приглашали в гости к ним домой, на столах было всё необходимое. Выкручивались кто как мог, российский народ смекалистый. Ездили по соседним деревням, покупали на двоих теленка или поросенка, кур, уток, гусей. Крутили сотнями пельмени, вывешивая их за окном, благо зимы холодные. Главная проблема – уберечь от бомжей. Бывало, те срезали авоськи с мясом и пельменями. Все есть хотят, что поделаешь, какие-никакие, а всё же люди, человеки. Морозильных камер в продаже тогда не было. В общем, нужда заставит изворачиваться.
Что касается меня лично, так свой первый дефицит в виде джинсов фирмы Wrangler (что означает в переводе с английского погонщик лошадей, пастух, по-нашему) я приобрёл в 1975 году у сотрудницы нашего проектного института, муж которой работал механиком на судах торгового флота. Пришлось заплатить за них сто восемьдесят рублей, при месячной зарплате в сто пятьдесят рублей. Радости от покупки не было конца. Настоящие американские джинсы! Качество исключительное, служили мне многие годы. Более того, когда Виталику исполнилось три года, Лена выкроила из них и сшила ему классный джинсовый костюмчик. Так что они стоили той цены, просто нам платили незаслуженно мало. Молодое поколение с завистью смотрело на мои американские штаны. Не одобрили покупку только мои родители, когда я приехал в гости из Ленинграда в Сибирь. Отец спросил: «Что сынок, плохи дела твои в городе, на костюм денег не хватает? Написал бы, я прислал бы рублей сто на костюм». Пришлось раскрыть тайну приобретения мечты советской молодёжи. Когда мама услышала сумму, уплаченную за это чудо, она всплеснула руками и запричитала: «Боже мой, это же почти как наша Бурёнка стоила! Я бы тебе за десятку справила не хуже этих». Я долго пытался переубедить стариков, но они не сдавались. Мать попросила: «Ты уж, Саша, не ходи в них в люди, не позорь нас. Вон хоть свои старые, лавсановые одень, они в шифоньере висят, со стрелочками отпаренные, куда приличнее». Спорить не стал, дело бесполезное. Оставалось для полноты картины брючки в носочки заправить, да сандалики надеть.
Следующий дефицит в виде плаща из болоньевой ткани я купил во Фрунзенском универмаге, отстояв за ним очередь пять часов. Это был писк моды семидесятых, даже Владимир Высоцкий упомянул об этих плащах в своей песне на слова Визбора «Диалог у телевизора»:
Мои друзья хоть не в болонии,
Зато не тащат из семьи.
А гадость пьют – из экономии,
Хоть поутру – да на свои!
Честно говоря, вещица эта из искусственной ткани была не практична, даже можно сказать не гигиенична. Ткань не пропускала воздух, не грела, а главное от дождя тоже не спасала, пропускала влагу через швы, шуршала и т. д., и т. п. Чего только не наденешь ради моды!?
В рассказе «Бобер» я описал ещё один дефицитный товар того времени – головные уборы, то есть меховые шапки-ушанки.
Можно долго перечислять, что являлось дефицитом и как мы боролись с этим злом, а в то же самое время наслаждались приобретённым. Как говорил Аркадий Райкин в своей юмореске «Дефицит»: «Слушай, пусть будет изобилие, пусть всё будет, но пусть чего-то не хватает!» Жаль, что для того, чтобы справиться с этой проблемой, прежде всего, не хватало ума. Продолжать не буду, после слов Райкина это будет звучать скучно, да к тому же об этом с наслаждением рассказывают либеральные средства массовой пропаганды на всех перекрёстках. Особенно меня поражают историки, родившиеся в девяностых, они так убежденно рассказывают мне, как плохо мне жилось в Советском Союзе. И что характерно, их никогда не переспоришь, у них на всякое возражение припасена цитата из мемуаров опальной личности того времени. Ну да бог с ними, у каждого времени есть свои недостатки и преимущества. Мы свое время не вычеркнем из памяти, мы жили и были счастливы, влюблялись, женились, вас, наше юное поколение, вырастили и дали образование, и это гораздо важнее чем отсутствие некоторых потребительских товаров! Вперед пятками не ходят, жить надо настоящим, но прошлое не забывать. Пролетит время и сегодняшних историков будут критиковать их внуки. Диалектика!
Есть дефицит – появляются очереди, народ штурмом берёт прилавки. Проблемы начались в перестроечный период правления М. С. Горбачёва. Особенно это позорное явление было в девяностых, когда Союз развалили в один миг, а на рынок бывшей Страны советов иностранные поставщики ещё не пришли, а своих почему-то не стало. Верхним эшелонам власти было не до народа, боролись за место во всё той же власти. Пока сильные мира сего дрались, пассивная часть страны жила в оцепенении, активная прибирала к своим рукам всё, что плохо лежало. А лежало, как выяснилось позже, всё плохо: газеты, заводы, пароходы и прочая государственная утварь, включая недра. Бери – не хочу! И они брали, а мы безмолвствовали! Кто-то из читателей скажет: так у них же совести нету! Правильно, а вам от этого легче? Вопрос, конечно, риторический, но задуматься над ним стоит.
В девяностых очереди были повсеместно, и не только за дефицитом, без которого можно было обойтись, а буквально за любым товаром и в Москве, и Ленинграде, и по всей огромной стране. Стояли по пять-шесть часов, чтобы купить мясные консервы, полученные по линии гуманитарной помощи
