При встрече с Гэйбриелом сразу бросается в глаза его напор, ничуть не пугающий, а наоборот – притягивающий. Мы сидели и планировали программу совместной работы, и я думала, что моим детям он наверняка понравится.
Для начала мы выбрали 15 девочек с четырьмя и более баллами НДО и записали их на 10-недельную программу, включавшую еженедельные двухчасовые сеансы осознанности и йоги. Я участвовала в этой программе и привносила в занятия образовательный элемент: рассказывала, как стрессовая реакция проявляется в организме, как замечать ее и брать под контроль, когда она выходит за пределы допустимого. Эти два часа в неделю я любила больше всего. Большинство участниц программы столкнулись с какой-либо формой сексуального насилия; у многих были психически нездоровые или преступившие закон родители, а иногда и то и другое сразу. Удивительно было наблюдать за тем, как тренеры Проекта находили к девочкам подход. К концу программы почти все участницы говорили, что ощущали существенно меньше напряжения и отныне располагали новыми инструментами для использования в стрессовых ситуациях. Две девочки перестали драться в школе, у большинства улучшился сон, им стало легче сосредоточиваться и выстраивать отношения.
Программа медитации, равно как и программа по улучшению питания и увеличению физических нагрузок, позволила нам видеть ежедневный прогресс не только в цифрах и таблицах, но и в жизни реальных детей, которые в прямом смысле пританцовывали в холле, показывая всем распечатки с оценками – доказательство того, что они из двоечников превращались в отличников. Я, как их лечащий врач, видела, что со временем они достигали и клинических целей (нормализовывалась ситуация с астмой, весом и т. п.). Но для меня ценнее всего было наблюдать, как идет Ния и улыбается Шарлин; как ребенок с зашкаливающими показателями НДО сбрасывает пять килограммов и забирает домой честно заработанный велосипед.
Медленно, но верно мы составляли набор клинических методов, подходящих для борьбы с последствиями токсичного стресса. Сон, психическое здоровье, здоровые отношения, физическая активность, правильное питание и осознанность – мы своими глазами убедились, насколько важны эти шесть шагов для исцеления. Что не менее важно, исследования позволяли объяснить, почему все это настолько эффективно работало. По большому счету, все эти воздействия были направлены на один биологический механизм, лежащий в основе многих проблем: на выведенный из строя стрессовый ответ и связанные с ним нарушения на уровне нервной, эндокринной и иммунной систем.
Я своими глазами видела, как перечисленные выше методы улучшали жизни моих пациентов. В этом я не сомневалась, но как ученый я также понимала, что мои доводы основаны лишь на частных наблюдениях. У нас не было специалистов и средств для того, чтобы систематически собирать данные, с помощью которых можно было бы представить все отличные оценки и заработанные велосипеды в форме, подходящей для внимательного анализа в научных кругах. В какой-то момент я даже поймала себя на мысли: «Нужно все это описывать». Но в нашей команде и так не хватало людей. Я понимала, что мы можем либо делать, либо писать – на обе задачи нас просто не хватит. И я решила: на данный момент важнее делать.
Глава 8. Остановите убийство! Вскоре после открытия клиники в Бэйвью, примерно в 2007 году, я проезжала по району, когда машина передо мной вдруг остановилась.
Сначала я ощутила просто небольшое раздражение. Мой разум вовсю жил будущим, которое должно было наступить через полчаса: я погрузилась в мысли о собрании сообщества в отделении Юношеской христианской организации в Бэйвью. Прошло около пятнадцати секунд, прежде чем я поняла, что нужно повернуть руль влево и объехать препятствие. Но только я начала маневр, как машина, ехавшая в другом направлении, приблизилась к моей и остановилась.
В моем «ящеричном мозгу» заработала сигнализация. «Что происходит? Как-то это подозрительно!» Я посмотрела в зеркало заднего вида и была уже готова быстро сдать назад, но не успела даже руку положить на переключатель скоростей, как из-за угла выехала еще одна машина и заблокировала мою сзади.
Я была в ловушке.
Мое тело напряглось. Держа одну руку на руле, другой я потянулась к кнопке блокировки дверей. Из первой машины вылез парень и вразвалочку прошествовал мимо меня с пакетом. Когда он наклонился к окну, из которого выглядывал другой молодой человек, его рубашка задралась – и под ней я увидела пистолет, заткнутый за пояс. Мысли в голове запрыгали как бешеные:
«Господи боже мой! Да они же продают наркотики! А вдруг что-то пойдет не так и они начнут стрелять? Или кто-то из них заметит меня и решит, что я видела то, чего мне видеть не следовало?!» Сердцебиение ускорилось вдвое, а мозг был подобен радио, настроенному на единственную станцию – «Как мне, черт побери, отсюда выбраться?». Я съежилась, надеясь стать невидимой (а еще лучше – пуленепробиваемой).
Однако, даже не взглянув в мою сторону, парень вернулся в машину и уехал.
Целая и невредимая, я несколько минут просидела не двигаясь и слушая, как внутреннее радио переключается на станцию «Что, черт возьми, это было?».
Когда первый шок развеялся, я тут же подумала о своих пациентах. В 2007-м я еще привыкала к Бэйвью, а вот с моими маленькими пациентами, которые здесь жили, подобные передряги могли случиться в любой день по дороге в школу или в магазин.
Я довольно рано усвоила, что риск поймать шальную пулю – это суровая реальность Бэйвью, и об этом нужно помнить постоянно, даже когда просто выходишь за молоком в магазин, расположенный на углу. Несколько лет спустя на благотворительной акции я встретилась с окружным прокурором Сан-Франциско, Камалой Хэррис; это было примерно в то время, когда мы запускали проект по развитию осознанности при клинике в Бэйвью. Завязалась беседа, и оказалось, что мы обе видели, насколько разрушительной являлась эта проблема для сообщества, которое мы обе любили. Я и раньше слышала выступления Хэррис по телевизору и на разных мероприятиях и прекрасно понимала, почему люди говорили о ней как о надежном человеке, способном добиваться поставленных целей. Эта молодая, харизматичная женщина умела наполнить пространство вокруг себя живой энергией. Сначала я немного стеснялась с ней говорить, но она оказалась намного более отзывчивой, чем я полагала: моя напряженность быстро испарилась, и мы отлично побеседовали. Ее очень заинтересовала наша работа в клинике и тема токсичного стресса. Было так приятно встретиться с политиком, который не просто сотрясал воздух словами об улучшении жизни людей – а действительно слушал. Камала выглядела горящей искренним желанием узнать, какие еще существуют подходы к решению проблем людей, на благо которых она работала.
Рассказывая об исследовании НДО, проведенном Фелитти и Андой, я обратила внимание, что Хэррис привержена числам, как и я. Она, в свою очередь, поведала мне о внутреннем исследовании, которое она проводила совместно с департаментом полиции города Сан-Франциско. Полицейским нужно было составить подробное представление о том, кто становится жертвами уличных убийств. Один из выводов, которые удалось сделать, заключался в том, что среди погибших насильственной смертью значительную долю составляли молодые люди. Среди прочего в исследовании обнаружилось, что 94 % жертв убийства в Сан-Франциско моложе 25 лет в какой-то момент бросили школу. Хэррис, будучи окружным прокурором, была, по сути, главным обвинителем – работа наделяла ее правом говорить от имени жертв и выступать против преступников. Однако она хотела понять, могут ли городские власти что-то сделать, чтобы предотвратить преступления, тем самым не давая никому стать жертвами. Она полагала, что, если бы удалось остановить поток молодых людей, бросающих школу, можно было бы спасти жизни. В конце концов, продолжавшие учиться в школе дети не торчали на улице и соответственно не могли пасть жертвами случайной перестрелки.
