Скрежетнув зубами, допиваю остывший кофе, мою кружку и лезу в мобилу проверить чё там Фил — проснулся или всё ещё дрыхнет. В ВК на его аватарке зелёная точка онлайна, отбиваю сообщение, чтобы спускался вниз на перекур и топаю за плащом.
— Чё такой взмыленный? — Фил зевает, поеживаясь от ветра. — Блядская зима. Заебала уже в край.
— Угу, — киваю, затягиваюсь сигаретным дымом и сам драпируюсь по полной. — Дубово че-то. Слушай, тут такая тема… Филыч, только не ржи, ок?
— Ну. Ты говори быстрее, а не тяни резину, Клей. Яйца скоро звенеть начнут.
— О'кей. Я чет подумал и это… Короче, мне бы прикид поменять на что-нибудь офисно-понтовое, а я в этом раньше кукухой отъеду.
— Из-за Лизы что ли?
— Типа того.
— Пиздос, — все же ржет, но кивает. — Ангела попрошу. Сводит тебя на шоппинг. Хотя тебе галстук не поможет. Ты рожу свою видел? На ней русским по белому написано: "поц".
— Сам ты поц! — завожусь с пол оборота и давлю недокуренную сигарету в пепельнице. — Спасибо, братишка. Ебать как помог.
— Притухни уже. Как малолетка нервная. Сказал, что сгоняем, значит сгоняем. На крайняк бате брякну, намутим тебе стилиста и сделаем все по высшему разряду. Боречка кипятком обоссытся. С тачкой решил?
— Ну, допустим, решил, — бурчу и передаю мобилу с открытой страницей своего заказа Филу. — Вот. "Вольвешник" хочу взять. Там и безопасность и вообще. Только ценник конский.
— Не с хер и конский, — пролистывает фотографии-рендеры и список всех выбранных допов и кивает. — Норм варик. Бери и не жмоться, бабки скину. Отдашь, когда сможешь.
— Спасибо, братка. И это… Я смотаюсь на выходных к своим?
— Клей, ты что как маленький? Хочешь, едь. Слушай, замри-ка на минутку, — повернувшись, Фил осматривает меня с головы до ног, скалится в тридцать два и мотает головой, давясь от смеха. — Не, не могу.
— Что?
— В костюме тебя представить не могу. С вами поеду. Хоть поржу.
— Да пошел ты!
— Максим Сергеевич, выбирайте выражения. Вам теперь по статусу не положено, — Фил гогочет в голос, хлопает меня по плечу и кивает в сторону дверей. — Все ровно, братка, не кипишуй. Погнали обратно, а то пальцы скоро к херам отвалятся. Сука, когда ж потеплеет-то, наконец?
20Ли
Принципиально не раздеваюсь и не снимаю обувь, войдя в свою квартиру. Ещё на повороте к парковке у дома увидела Борин "Прадо", стоящий багажником к дверям подъезда, и минут тридцать просидела в машине, не решаясь подняться и остаться с ним один на один. Лишь увидев Рокотова, выходящего на улицу с сумками, заглушила двигатель и вышла, судорожно сжимая в ладони найденную в кармане зажигалку — сигареты выбросила, а ее нет. Оставила зачем-то, а теперь радуюсь тому, что она есть — хоть что-то придающее уверенности и защищённости. Можно было не отказываться от предложения Макса поехать вместе, но ставить точки в его присутствии я не смогу — глупый мальчишка сорвётся на первом слове Рокотова. Сорвётся, услышав обвинения в мой адрес, а они обязательно будут, и полезет защищать. Только сделает это по-своему, кулаками, а Боря ответит и уже не остановится. Даже если я снова брошусь на него, закрывая собой "мажора, испоганившего нашу жизнь". А нашей жизни, как и нас, не было. Была инерция, нервы, раздражение и редкие, по пальцам одной руки пересчитать можно, моменты озарения. Когда я срывалась, а Боря внезапно вспоминал, что живёт не с роботом, а с живым человеком, которому хочется каплю внимания. Взрослый мужчина и глупый мальчишка. То, что я так ждала и просила у одного, второй давал мне без намеков и просьб. Потому, что я есть, а не потому, что так надо. До боли простая арифметика, если найти в себе силы открыть глаза и посмотреть на все со стороны.
На пороге комнаты стоят коробки, перешагиваю их, поражаясь количеству чужих вещей у себя дома. Кажется, что моих тут вообще нет, а с полок все исчезают книги, статуэтки, вазочки… Смешно, что даже свои подарки Боря забирает. Тянется к ним, будто ждёт моего протестующего возгласа, но я молчу. Провожаю взглядом бархатные коробочки с украшениями, смотрю на спину давно чужого мне человека и никак не могу понять, что меня с ним удерживало. Любовь? Нет. Была влюбленность в первое время. Уважение? Глупо уважать того, кто не уважает тебя. Секс? Ха! Если бы я захотела, этот аспект решился в разы проще. На меня оборачивались и в двадцать пять, и в двадцать семь, и в тридцать. А в тридцать два, как оказалось, я могу быть желанной для двадцатитрехлетнего мальчишки. Получается, все же инерция. И страх. Что останусь одна, не рожу, не заведу семью. Наслушалась и поверила. Семья с Рокотовым? Семья? Зачем?
— Эту рамочку мне подарила мама, а не ты.
Замирает, достает из-под стекла фотографию на фоне Эйфелевой башни и ставит обратно.
— Лиза, когда у нас все пошло под откос? — поворачивается, убирая снимок во внутренний карман, а мне хочется рассмеяться Рокотову в лицо.
Даже сейчас на нем нет намека на щетину или переживания. Гладко выбритые щеки, ни одной складочки на пиджаке и брюках — идеальная картинка, за которой скрывается пустота.
— Сколько сахара я кладу в кофе? — спрашиваю и мотаю головой услышав:
— Ложку.
— Половину, Боря. Я не люблю сладкий кофе.
— Но это же мелочь, Лиза!
— Не для меня, — опускаюсь на диван, сдвинув ногой мешающую коробку. Что в ней — не важно, даже не интересно. — Я устала от твоих мелочей. Устала быть слепой и, — усмехаюсь, — удобной. Я хочу быть собой.
— Лиз! Прости. Давай все забудем и начнем с начала? Мы же взрослые люди.
Рокотов опускается на колени, но я мотаю головой. Этот его жест сейчас — фикция, игра, попытка вернуть то, чего не было никогда. И он не вызывает никаких эмоций. Даже капли того, что испытала, когда Макс так же стоял на коленях. С ним — сумасшедшая эйфория и разрывающая душу искренность шепота. С Рокотовым — ноль и звенящая пустота вокруг. И что бы он ни сказал, что бы ни пообещал, в его словах не было и не будет правды.
— Уходи, Боря. Забирай свои вещи и уходи. С меня хватит.
— Лиз!? Я обещаю, что все изменится.
— А я не хочу ничего менять. Не хочу! Но ты уже в который раз не можешь и не хочешь услышать меня. Давай разойдемся, как взрослые люди. Без этих ненужных сцен, обещаний и пустых слов. Ты не изменишься, Боря, а я не хочу и устала с этим мириться. Оставь ключи и уходи. Все когда-нибудь кончается. И у нас, слава Богу, закончилось. Ключи, Рокотов, — протягиваю ладонь и жду. Жду, пока он достанет их из кармана, отцепит с колечка и еще раз наобещает того, чего не сможет выполнить даже в следующей жизни. — Ключи! — повторяю жестче и, получив требуемое, выдыхаю с облегчением. Гора, давившая на плечи все это время, наконец, рухнула, и я впервые за последние годы смогла вдохнуть полной грудью.
