Книга Первый Зверь - Елена Синякова

— Но ничто не изменит то, что ты убийца моей семьи.

Зверь кивнул, как всегда, ничего не отрицая и не пытаясь умаслить красивыми словами или обещаниями, как это обычно делали люди, проговорив:

— Когда ты узнаешь меня лучше, то поймешь, что я никогда не убиваю ради развлечения, выгоды или по нелепому желанию причинить боль. Твой отец был хорошим для тебя. Он тебя любил и это правда. Он отдал бы свою жизнь за тебя, не задумываясь. Но в этой жизни он совершил зло и подлость, простить которые я не смог. Придет время, когда ты захочешь выслушать меня, и я все расскажу тебе, Рада.

Он смотрел мне в глаза смело и открыто. И пусть боль во мне была такой же острой и оглушающей, уже не возникало желания кричать и проклинать его.

Зверь не врал. Никогда.

— Если бы убил меня в тот день, сейчас у тебя не было бы столько проблем, — снова прошептала я, стараясь отвлечь его и себя, потому что смутилась еще больше, не в силах оправдать собственные чувства, — …почему не убил? Ведь ты хотел этого…

— Хотел. Я был полон яростью и жаждой мести, — Зверь перевел взгляд и теперь смотрел прямо в мои глаза, отчего мне казалось, что его жар и откровенность буквально пробираются мне под кожу яркими обжигающими вспышками. Я и не знала, что слышать в ответ всегда только правду это настолько завораживающе и пугающе!

— Но когда увидел тебя в лесу, то понял, что не смогу сделать этого. Ты боялась до смерти меня. Внутри тебя было столько боли и страха. Но, несмотря на это, ты остановилась, чтобы помочь умирающему волку. Такая чистая и наивная в своей уверенности, что у тебя хватит сил сделать это.

— И такая глупая, — улыбнулась я грустно, на что Зверь снова коснулся моих губ, покачав головой:

— Твоя глупость не от высокомерия, а от чистоты. Ты совершенно не знаешь жизни, не знаешь людей и животных. Ты даже не могла предположить, что если бы тот волк оказался немного сильнее, то он убил бы тебя несмотря на то, что ты пыталась ему помочь.

Замолчав, Зверь вдруг задержал дыхание, и я отчетливо видела, как полыхнул его зрачок, когда он добавил отрывисто и даже как-то восторженно, словно сам не мог поверить в собственные слова:

— Ты первый человек, который не испугался моей животной сущности, увидев меня такого, какой я есть на самом деле.

Я почувствовала, что начинаю краснеть, оттого как он смотрел сейчас на меня и как прикасался!

— Ты просто успел достаточно испугать меня заранее! — пробормотала я скованно.

— Что ты чувствуешь сейчас, как это называется? — его чувствительные ноздри затрепетали, как всегда безошибочно улавливая каждую мою даже самую потаенную эмоцию, и ладонь скользнула по шее, не задевая раны, а медленно опускаясь на место между грудью, замерев там, словно именно оттуда веяло той эмоцией, которая так заинтересовала Зверя всегда жадного до знаний, эмоций и касаний.

Я не сразу нашлась, что ответить.

Странно, волнительно, но как же тяжело было говорить только правду, не утаивая совершенно ничего, как это делал он сам. А еще его близость и горячее дыхание, которое касалось моего лица и шеи не добавляли ясных мыслей, когда я на полном серьезе прислушалась к себе, наконец ответив:

— Растерянность.

Он не просто прислушивался ко мне. Казалось, что он проникает в меня, в каждую фибру души и частицу тела, чтобы вобрать в себя каждый оттенок моих эмоций, вдруг заурчав:

— Смущение, трепет, неверие самой себе. Мне нравится это чувство. Оно не похоже на ненависть.

Помолчав немного и даже блаженно прикрыв глаза, Зверь добавил:

— Ты была рада, когда я пришел в деревню. Ты ждала меня.

Черт! Я покраснела еще сильнее, надеясь, что под слоем сажи и разводов крови этого будет не видно, но, как всегда, надеялась напрасно, потому что он снова все ощутил сполна, улыбнувшись шире и довольнее, когда его глаза снова полыхнули безудержным солнцем.

Словно пытаясь сгладить мое напряжение от своих слов, Зверь продолжил с привычной откровенностью и прямотой, к которой сложно было привыкнуть сразу, не впадая каждый раз в шок:

— Когда понял, что ты не дома, то не мог дышать. Вот здесь, — он положил вторую ладонь на свою грудь. — Стало больно и тяжело. Не помню, как бежал через лес, и сколько людей встало на моей дороге, но когда почувствовал, что ты жива и ждешь меня, то словно родился снова…

Его глаза горели ровным теплым светом, когда он вдруг потянулся вперед, осторожно оперевшись щекой о подушку, на которой я лежала, почти прикасаясь кончиком носа к моему, и выдохнул:

— Я не знаю, что это за чувство, но теперь знаю, что так сильно я боялся второй раз в своей жизни.

— А когда был первый?

— Когда умер мой отец.

Прежде чем сказать это, я снова прислушалась к себе, чтобы это было максимально искреннее и откровенно, и лишь когда поняла, что чувствую на самом деле, прошептала:

— Жаль твоего отца…

На самом деле никто не заслуживал смерти от руки другого человека. И странным было понимать, что Зверь учит меня слушать и понимать собственные эмоции, когда он вскинул голову и его зрачок полыхнул черным, словно что-то взорвалось внутри, заставляя меня замереть и затаить дыхание.

Теперь я знала, что он прислушивается ко мне. По-своему, по-особенному. Но я знала, что не вру, видя, как он медленно моргнул, и чуть кивнул мне в ответ:

— Мне тоже.

Только напряжение в его теле не спало и словно что-то неуловимо изменилось в нем, когда Зверь застыл, глядя в мои глаза и начиная чуть хмуриться, пока я пыталась понять, что происходит, и нужно ли было говорить о его убитом отце именно сейчас.

— Уже близко, — напряженно проговорил Зверь, отчего и я начала хмуриться, вдруг искренне испугавшись.

Господи, неужели все не закончилось и снова что-то случиться плохое?

— Что близко?

— Боль возвращается.

А ведь я совсем забыла про нее! Но теперь, когда Зверь сказал, она словно встрепенулась в теле, давая понять, что все только начинается. И напоминая о колдуне, благодаря которому эти часы я могла прийти в себя, не умирая от ран и ожогов, осторожно посмотрев на Зверя, но не представляя, как спросить о том, что возможно было запретным:

— …ведь ты не один такой?

Он моргнул медленно и сосредоточенно, порхнув своими густыми черными ресницами:

— Один. Тот, кто был рожден зверем.

Я тяжело сглотнула, отчетливо помня слова колдуна о том, что он хуже, чем Зверь, тихо добавив:

— Там, в деревне. Был еще один. Не человек. Весь в черном, и с жуткими глазами, — на удивленно приподнятые брови я быстро добавила. — У него зрачки светятся! И кажется, это он привел волков…он сказал, что он не такой как ты, а хуже.