Забегая вперед, скажу, что попытки успехом не увенчались, зато выговор от Лингэла наш санитар получил знатный. На удары пневмомолотом, на стрельбу из излучателей капитан смотрел сквозь пальцы, списывая расход боеприпасов в счет стрелковой подготовки, благо физик ухитрялся избегать различных травм с ловкостью кошки. Везение кончилось на неудачной попытке подорвать башню.
Бейн-младший отделался легкой контузией, но от взрыва вылетели стекла парника, чего капитан простить уже не смог. Следующие две недели санитар занимался индивидуальной строевой подготовкой, по сравнению с которой тот кошмар, который устраивали ему сержанты из учебных частей, показался нашему физику раем.
Из прочих участников этой истории хочется еще упомянуть наших связистов — Лежко и Горелого. Лежко отвечал за ретрансляционную станцию, которая располагалась на самой вершине нашей башни. Большую часть времени он проводил в бесплодных попытках реанимировать «упавшую» связь или же пытаясь предугадать, когда связь наконец-то появится, при случае отправляя отчеты об отсутствии проблем на вверенном нам участке «границы, которой нет».
Видел я как-то один из этих отчетов и, помню, много смеялся. Нет, все было серьезно, строго следовало стилистике первостатейного канцелярита. Пусть сюжеты Лежко выдумывал, разнообразя нашу отчетную жизнь пришлыми козопасами, эпидемиями дизентерии и кори, но как весело оно все читалось! На одном дыхании, с тихими смешками в особо сочных местах. По тексту сразу виделась тоска бывшего модного писателя по нормальной жизни — и понимание, что прежней его жизнь больше не будет никогда.
Горелый же… Нет, про него до сих пор нелегко рассказывать. Когда-то Горелый был нормальным человеком, но все закончилось в тот день, когда он попал в число многочисленных свидетелей пожара. Может быть, для него все и обошлось бы, но этот добрый человек услышал, что на одном из верхних этажей еще оставалась маленькая девочка. Облившись водой с ног до головы, он влетел внутрь, не дожидаясь пожарных или огненных магов. Горелый успел пробежать по горящим лестницам и сумел отыскать девочку, спрятавшуюся в сундуке…
Я не знаю, откуда у человека может найтись столько сил, чтобы поднять сундук с девочкой внутри, весящий немногим меньше него самого. Я не знаю, что это такое — выбираться из пылающих коридоров, по лестницам, которые проваливаются под твоим весом, не знаю, как чувствует себя человек, на котором загорелась одежда, а он идет вперед, сквозь пламя и угли…
Девочку он тогда спас.
Но то, что осталось от Горелого, с трудом можно было назвать человеком. Несмотря на лечение в лучших клиниках того времени, повреждения были слишком велики. Он потерял практически все доступные человеку чувства. Слух еще кое-как восстановить смогли, но зрение, осязание, обоняние и вкусовые ощущения были утрачены навсегда. Единственным утешением стало то, что после пожара в Горелом открылся дар псионика, и лишь он хоть как-то скрашивал существование этого человека.
Горелый был страшно худ. Из-под пергаментно-тонкой кожи торчали тонкие кости, скопища трубок и прозрачных емкостей с различными жидкостями. Вместо лица его череп прикрывала тусклая серебряная маска с искусно изображенной на ней улыбкой и красивыми человеческими чертами. Он любил мысленно рассказывать о том, что маска — лишь тень его прежнего лица. На затылке Горелого кожи не было вовсе, и потому тусклый блеск титановой «кости», которой ему заменили половину черепной коробки, смотрелся единственным светлым пятном на фигуре искалеченного героя.
Основной обязанностью Горелого была поддержка связи с империей. С помощью телепатии он делал все, чтобы мы не оказались совсем отрезанными от мира.
Может быть, поэтому все и произошло так быстро.
Несмотря на то что Лингэл держал гарнизон в приличной форме, отсутствие внешней угрозы и вменяемых занятий очень сильно расхолаживало. К примеру, часовые иногда позволяли себе поспать на посту, особенно когда привыкли к практически бесшумной походке капитана и приучили себя просыпаться ко времени его «неожиданной» проверки.
Несмотря на наличие оборудованных «секретов», предназначенных для обороны местности и обозревания местности, ими пользовались очень редко, обычно в тех случаях, когда отправлялись на охоту. Когда охотничья партия не вернулась вовремя, то тревогу бить не стали. Мало ли — задержались где. Даже капитан как-то раз на сутки задержался, с его-то выучкой… Об этом событии не доложил даже Лежко, видимо, счел ниже своего достоинства использовать в своем «мыле» такой избитый штамп, как зверски замученные сослуживцы. Тем более что тут неуместные предположения могли вызвать нежелательный резонанс.
Увы нам, но все самые неуместные предположения Лежко были более реалистичными, чем то, что произошло с нами…
На следующий день нас отрезало от мира. Совсем. На этот раз до цивилизации не смог достучаться не только Лежко, но и Горелый, которого я впервые увидел настолько испуганным. Сначала он сказал, что не может достучаться ни до кого из тех, кого знал. Затем — что мы окружены. И, проваливаясь в транс, пробормотал, что нас уже накрыла Тень и теперь мы все умрем. Лингэл попросил его повторить — и Горелый повторил. И еще раз. И еще.
Его ментальный голос поднялся до крика, и с каждым словом взрывался один из тех сосудов, что поддерживали жизнь в его искалеченном теле. Из почти незаметных ранок текла кровь, или же жидкость, заменявшая ее, и было ее столько, сколько не может быть ни в нормальном человеческом теле, ни в теле, которое было вылечено таким жестоким способом. С каждым словом Горелый медленно поднимался над кроватью, до тех пор, пока его ментальный крик не захлебнулся на высокой ноте в момент, когда он начал говорить про Тень, которая должна убить все. Он попытался сказать еще что-то, но внезапно обратился в живой факел, сгорая без жара и оставляя после себя лишь жирный черный пепел и серебряную маску. Ничего больше.
Страшна участь человека, невольно прикоснувшегося разумом к чему-то зловещему, чего он не в силах познать. Своей смертью Горелый спас всех, кого смог — когда мы с доктором и капитаном вышли из комнаты псионика, то…
Нет, не так.
Одновременно с тем, как Горелый принялся вопить про нашу смерть, солнце исчезло с небосвода. В одно мгновение землю душным покрывалом накрыли сумерки, в которых наша башня начала светиться тошнотворно-розовым цветом, вызывающим отвращение и бешенство. В тот же момент, как Горелого охватило пламя, самую верхушку башни накрыл столб огня. Лежко умер мгновенно, вместе с ним была уничтожена вся аппаратура. Мы остались без связи с внешним миром, но и наличие связи не дало бы нам шансов выжить.
Сейчас, с высоты моего нынешнего опыта, я начинаю думать, что у меня нынешнего была бы возможность избежать ненужных жертв. Вообще избежать жертв. Даже у меня прежнего были такие шансы, но тогда я не обладал всеми нужными знаниями. Я вообще был маленький и глупый. И все нужные знания я приобрел лишь благодаря тем событиям.
Еще нам мог бы помочь квалифицированный демонолог с учениками и рота тяжелой механизированной пехоты. Или один боевой чаролет, хотя бы малый, с полным экипажем. Хотя нет, чаролета могло бы и не хватить.
