— Да, как и у тебя. Мы не полностью перекрыли брешь, иначе бы я откинулся. Так что у нас обоих теперь по маленькой дырочке: они зарастут. Чувствую себя нормально, — он кивнул, задумчиво качаясь с мыска на пятку.
— Фу-у-ух. Хорошо. Потому что в моем мире такие чудеса обычно не случаются просто так. Я, конечно, верю, что вселенная улыбчива, щедра и вообще очень приятная госпожа при близком знакомстве, но за некоторые вещи она всегда выставляет счет, педантичная…
Я запнулась, когда увидела, как потемнело лицо Голден-Халлы. Зимний ветер, кружащий снег, вдруг перестал казаться мне благостным.
— Не обошлось, — вздохнул Берти. Он убрал руки в карманы и стоял, подняв лицо вверх и подставив его легкому флирту неба — то ли поцелуям, то ли щелбанам, то ли просто ничего не значащим снежинкам. — Давай спустимся в комнату, и я тебе всё расскажу.
И, казалось, самое время спросить: а куда он ходил-то, собственно?.. Почему мы скрываемся от извозчика? Но во мне уже забились молоточки паники: целый долбанный хор, подсаженный на рёбра изнутри.
Загадка Колокольчиков интересовала меня куда меньше, чем разгадка Голден-Халлы.
Глава 31. Я все-таки тебя съем
В спальне мы, не сговариваясь, устроились на полу. Лежа.
Вечный синдром заземления, рефлекс безопасности для защиты от страшных вестей: чтоб некуда было падать. Берти и я легли затылок к затылку — север и юг, стражи сторон — глядя в деревянный потолок, весь в черных спиралях — автографах веток.
На улице продолжал беззвучно падать снег. Из-за него вневременная комната стала еще таинственнее и укромнее, как будто провалилась глубоко под землю.
— Помнишь, я сказал, что операция Ледяной Леди пройдет легко, потому что мы — как частицы с противоположным зарядом? — спросил Голден-Халла.
— Помню. Нас притягивает друг к другу, — кивнула я.
— Ага, — Берти цокнул языком. — Только вот теперь, после вмешательства, условный «заряд» поменяется. И очень скоро нас будет не тянуть, а отталкивать.
Я моргнула:
— Стоп. Я тебя возненавижу?
— Хм-м-м. Интересная версия, но нет! Нас действительно будет отталкивать. Физически. Лечебный эффект магии королевы уже пошел, а вот «побочка» включится только когда мы выйдем из Долины колокольчиков. И там, Тинави, мы просто не сможем находиться друг от друга на расстоянии меньшем, чем пятьдесят метров.
— В смысле? — опешила я.
— В прямом! Ты делаешь шаг ко мне — и неведомая сила утаскивает меня на шаг назад. И наоборот. Или мы просто застываем на месте, упрямые, если решим сыграть в Чья Воля Сильнее. Можно будет проверить, кстати! Или даже целый спорт из этого сделать.
Я перевернулась на живот и, нависнув над Берти, молча вытаращилась на него, как козодой. Вы не знаете, как таращатся козодои? О, поздравляю. Крепче спите!
Берти неуютно поерзал, но упрямого оптимизма не растерял.
— Хорошо, что мы друг другу чужеземцы! — твердо сказал он, хотя под моим взглядом, поверьте, и не такие погибали. — Живи мы в одном городе, пришлось бы страшно делить территорию. И всегда, врезаясь в невидимую стену, приходить к однозначному выводу: этот гад где-то там! Сидит, небось, в моем любимом кафе, зараза… Да, думаю, будь мы соотечественниками, мы бы быстро прониклись взаимным раздражением.
— Берти! — наконец угрожающе пророкотала (ну ладно-ладно, пропищала) я. — Ты хочешь сказать, мы больше никогда не сможем нормально общаться?
Вместо ответа следующие несколько секунд Голден-Халла смотрел на меня, не мигая. Пристально. До пепла серьезно. Мое бедное сердце успело облиться кровью раз четыреста.
Страшное слово «никогда» повисло в воздухе, как топор.
Вот какого пепла, а?!
Стоит мне встретить кого-то — или что-то — кого или что не хочется отпускать, как нахалка жизнь разворачивает за плечи и, чмокнув ужасом в загривок, пинает от души («Попотей над способом вернуться!»).
Стоит подумать: ладно, кажется, я больше не боюсь чудовища — как чудовище, сделав ручкой, отстреливает себе башку, и его преемник оказывается куда страшнее.
Я беру преграды, чтобы наткнуться на новые, еще выше. Я успокаиваюсь в слишком глубокой реке, чтобы в следующий раз момент грохнуться с водопада — и теперь учиться держать покой в процессе борьбы с гравитацией…
Вот пепел!
Я так описала свои страдания, что сама к концу монолога поняла: это всё не подлость, а возможности для роста. Бессердечная мудрость жизни. Очень жестокий предохранитель от расслабления — успокоения — вечного покоя — смерти.
От такой философии на грани депрессии мой взгляд парадоксальном образом повеселел.
И, заметив этот блик смирения в моих зрачках, готовность вновь сказать: «спасибо, Берти; спасибо, что сделал этот выбор; что спас меня, хотя, по сути, в некотором смысле для тебя теперь я все ж умру — в некоторой возможной роли, которую нам, наверное, хотелось попробовать» — так вот, заметив этот блик, Берти подмигнул.
Уровень драмы в его глазах — всполохах летнего небо — мгновенно снизился в пять-семь миллионов раз.
— Бр-р! — сказал сыщик, содрогнувшись. И запоздало ответил на мой вопрос. — Тинави, ты правда думаешь, что я бы так спокойно говорил про никогда?! Я ж не йети! Да мне самого этого слова — вне контекста — всегда хватает для того, чтобы застыть, не дыша, будто пойманный кролик.
— Ближе к делу, Голден-Халла! — возмутилась я, понимая, что успела мысленно согласиться на несуществующе-высокую цену.
Одурачивание пополам с облегчением.
— Полтора-два года, — кивнул Берти, великий аукционист. — Ледяная Леди говорит, примерно столько времени потребуется, чтобы твоя искра абсорбировала кусочек моей искры. И тогда Великое Отторжение кончится как-то само собой, и мы сможем встретиться на кофеек, приключение или что угодно еще.
Я повисела еще с минуту, глядя на него почти с ненавистью, а потом выдохнула и шлепнулась обратно на ковер.
Так. Ладно. После того, как я успела смириться с вечностью, два года — это полная фигня. Все может измениться как угодно, а все равно — не страшно.
— Прохиндей ты, Голден-Халла.
— Просто умею держать паузу, — засмеялся он.
Какое-то время мы молчали, и только рыжий хвост саусберийца, придавленный мной, щекотал мне шею. А потом случилось то же самое, что после встречи с Травкёром — гнетущая атмосфера и мрачные мысли просто… ушли.
Медленно, но уверенно. И необратимо.
Мне даже подумалось в шутку, что Берти тоже на самом деле ученик Теннета. Тайный. Грязный секретик Хранителя Времени. И, в отличие от меня, наставник учит его куда более правильным вещам: например, скоростному лечению с помощью времени.
