Книга Последний романтик - Тара Конклин

Кайл Морган жил в одном из громадных серых каменных домов на Центральный парк Вест-авеню. Они вызывали в воображении сцены с дамами в платьях с корсетами и кавалерами в крахмальных манишках. Вечные дома, которые переживут нас всех. Я бывала там и раньше – Кайл с Джо дружили со времен колледжа, – но величественность этого места всегда меня поражала.

Привратник в длинной черной ливрее слегка поклонился мне, впуская в несколько затемненный мраморный подъезд и провожая к старомодному лифту с медными кнопками и раздвижной, как гармошка, дверью. Я поднималась вверх, вверх, вверх, и переливающиеся звуки музыки и разговоров становились все громче. Наверху двери лифта выходили прямо в квартиру Кайла.

Там открывалось пространство с блестящими, отполированными деревянными полами и коврами в узорах из огромных желтых роз и голубых гортензий. Стены были увешаны картинами, каждая подсвечена овальной бронзовой лампочкой. Девушка во фраке вручила мне бокал шампанского. Вокруг ходили официанты с подносами розовых, белых и зеленых закусок: рулетики с омаром, сашими из лосося, креветки на бамбуковых шпажках. Где-то кто-то играл на рояле. Я не видела никого из знакомых, только мужчин в костюмах и джинсах, женщин в платьях в обтяжку сложного кроя, ухоженных до высочайшей степени лоска. Вдоль дальней стены шел ряд окон, выходивших на зелень Центрального парка.

Я нервничала. Стоя на пороге праздника Джо, я волновалась за свое стихотворение. Не было ли оно слишком сентиментально, не было ли недостаточно чувствительно? Слишком сексуально, на грани приличия? Кэролайн в конце аплодировала, но я не знала, что могут подумать Джо и Сандрин.

Я всматривалась в толпу, ища Нони и Рене. И где был сам Джо? Всю неделю, прошедшую со дня в Хэмдене с Кэролайн, я думала о брате. Он не отвечал на мои звонки и письма. Мне хотелось верить, что Рене преувеличивала, что с Джо все в порядке, но на ум приходили все новые и новые мелкие случаи. Джо опаздывает на обед, Джо рассеян, Джо с Сандрин напряженно перешептываются. Его красные глаза, натянутая улыбка, и всегда одно и то же объяснение: «Я устал, вот и все. Просто устал».

Наконец я увидела брата. Он стоял возле затейливо изогнутого и раскрашенного экрана, прислоненного к стене. Экран образовывал небольшое закрытое пространство, внутри которого Джо разговаривал с какой-то женщиной. Я заметила их только потому, что стояла у входа, возле лифта – экран прикрывал их от взглядов из всех других мест в помещении. Тогда я всего этого не отметила. Я поняла это позже.

Женщина была юной и очень хорошенькой, с длинными, рыжевато-светлыми волосами, заложенными за ухо, с румянцем на скулах. Она улыбалась и смеялась, запрокидывая голову, показывая тонкую белую шею. Она казалась смутно знакомой, но я не могла ее узнать. Я направилась к ним, и в этот момент Джо положил руку женщине на локоть. Пальцы обхватили голую кожу. Он наклонился – он казался очень оживленным, как будто рассказывал анекдот – и прижался щекой к ее лицу. А затем убрал руку и отстранился. Она снова рассмеялась.

Джо обвел взглядом толпу. Его глаза встретились с моими. В них не мелькнуло ни промедления, ни неловкости, он широко улыбнулся и ловко скользнул мимо девушки, двигаясь мне навстречу.

Я ничего не подумала обо всем этом. Только недели спустя я припомнила эту женщину, рыжеватое золото ее волос, снежную белизну ее горла. Она никоим образом не была смущена вниманием Джо. Нет, она была счастлива и довольна в его компании.

– Привет, сестренка, – сказал Джо, обнимая меня.

В свои тридцать Джо все еще обладал статью и бицепсами спортсмена, хотя он уже очень давно не занимался никаким спортом. Сегодня на нем была бледно-голубая рубашка, которая поблескивала в приглушенном свете ламп, словно прохладная жидкость. Он уже прилично выпил – я поняла это по румянцу у него на щеках и по легкому запинанию в голосе, – но только расслаблен, не вдрызг.

– Не могу дождаться услышать твою поэму, – сказал мне Джо. – Сандрин тоже не терпится.

Он взял мое пальто, обхватил меня рукой за плечи, и мы вместе пошли в зал. Джо приветствовал приятеля за приятелем, представляя меня людям, которых я не встречала раньше, останавливаясь поболтать с друзьями из «Бексли Маверик» и соседями по общежитию в Олдене, их женами и подругами.

– Я тут порвал сухожилие, – сказал Лэнгдон, приятель с работы Джо, на котором был надет черный ортопедический сапог. – Тренировался к марафону. Но, Джо, как насчет следующего года?

– Не вопрос, – кивнул Джо. – Обязательно пробежим.

Стоять вот так рядом с братом в этом роскошном зале было почти то же самое, что оказаться Золушкой на балу. На меня проливались все сияющие волны любви и обожания, направленные на него. Я выпрямилась и держала лицо так же, как держат жены и подруги знаменитостей со втянутыми щеками, чтобы подчеркнуть скулы, и заученными полуулыбками.

Джо, увлекаемый друзьями, все углублялся в толпу. На краткий момент я осталась одна и смотрела на него, увязая каблуками в толстом ковре.

И тут меня окликнули сзади:

– Фиона? Это ты?

Я обернулась. Мужчина был худым и мосластым, как слишком быстро выросший ребенок. В его лице тоже было что-то мальчишеское – веснушки, зеленые глаза, рыжеватые волосы, – но при этом он держался со взрослой уверенностью и в руках держал не бокал шампанского, а пивную бутылку. Он наклонился поцеловать меня в щеку, и я, не думая, подставила ее.

– Я так и думал, что это ты, – сказал он.

– Это я, – согласилась я, отступая на шаг.

Я узнала его, но не могла вспомнить, как его звали и откуда я его знаю.

Он заметил мою неуверенность.

– «Скрипач на крыше»? – подсказал он. – Традиция.

«Традиция». И тут я вспомнила: розово-голубое небо, начало сезона кино под открытым небом в Брайант-парке. У нас, кажется, был общий друг? Или двоюродный брат общего друга, в общем, совершенно случайное и легко забываемое знакомство. После легкого флирта мы подтянули наши подстилки поближе и распили бутылку вина.

– Бедный Тевье, – прошептал он мне по ходу кино. – Ведь он всего лишь хотел уберечь своих дочерей.

– И выдал их замуж за стариков, – прошептала я в ответ.

Его футболка была мягкой, как кожа.