Если бы Кэрол использовала только числовые репрезентации, ее высокоуровневые системы были бы неспособны на рассуждения более высокого уровня, поскольку такие сети состоят только из двусторонних связей и ничего не сообщают о природе отношений между элементами.
Схема справа – это так называемая семантическая сеть (semantic network), которая с помощью трехсторонних связей демонстрирует, что разные компоненты арки вступают в разные виды отношений. Кэрол могла бы использовать эти знания, чтобы предсказать, что ее арка развалится, если она уберет одну из вертикальных деталей конструктора, потому что у вершины больше не будет опоры. В разделах 5.7 и 8.7 утверждается, что наша человеческая способность создавать и использовать такие высокоуровневые «символические репрезентации» (а не простые соединения или связи) является основной причиной, почему люди умеют решать более сложные задачи, чем животные.
Недавние воспоминания: Обычно мы думаем о сознании как о том, что происходит сейчас – то есть в настоящем, а не в прошлом. Однако для того, чтобы какая-то конкретная часть мозга или машины выяснила, что недавно сделали другие части, всегда требуется определенное количество времени. Например, предположим, что кто-то спросил: «Вы понимаете, что трогаете свое ухо?» Вы сумеете ответить на этот вопрос, только когда ваши языковые ресурсы отреагируют на сигналы из других частей вашего мозга, которые, в свою очередь, отреагируют на некое предшествующее событие.
Как мы распознаем сознание?
До сих пор мы обсуждали, какие события могут заставить человека начать думать «осознанно». Теперь давайте зададим обратный вопрос, а именно: «Что может заставить человека сказать, что он думал о чем-то осознанно?» Есть один очевидный способ ответить на этот вопрос: просто скорректировать нашу диаграмму «обнаружения ошибок» так, чтобы информация двигалась в другую сторону!
Итак, у нас есть мозг, в котором имеется один или несколько Критиков, распознающих сознание, причем каждый из них распознает деятельность определенного набора высокоуровневых процессов. Такие Критики затем посылают сигналы другим участкам мозга – и тем самым позволяют языковым системам человека описывать его состояние с помощью таких слов, как «осознанный», «внимательный», «осознающий» и «наблюдательный», а также «я» и «меня».
Кроме того, если такой детектор оказался достаточно полезным, можно было бы представить себе существование процесса или сущности, которые, возможно, являются причиной этих действий, и связать их с такими терминами, как «сознательный» или «преднамеренный» – или даже «добровольный», – в таком случае человек заявит, например: «Да, я совершил это действие намеренно, поэтому вы имеете право хвалить или осуждать меня за него». Кроме того, если несколько разных детекторов (распознающих разные наборы условий такого типа) окажутся связаны с одними и теми же словами языка, тогда значения этих слов могут быстро поменяться – причем говорящий, возможно, не будет этого «осознавать»!
Наконец, у человека также могут быть Критики, которые замечают, что объемы рефлексии мешают ему функционировать! Можно научиться реагировать на это, останавливая определенные высокоуровневые процессы и продолжая действовать менее вдумчиво – или, как выражаются некоторые, просто «плывя по течению».
Иллюзия имманентности
Парадокс сознания – чем более человек сознателен, тем больше слоев обработки отделяет его от мира, – это, как и многое другое в природе, компромисс. Все большее удаление от внешнего мира – лишь цена, которую платят за знание хоть чего-то об этом мире. Чем глубже и шире [мы] сознаем мир, тем сложнее слои обработки, необходимые для этого осознания.
Дерек Бикертон. Язык и вид (Language and Species), 1990В разделе 4.4 мы упомянули, что, заходя в комнату, люди обычно чувствуют, будто сразу видят все, что попадает в поле их зрения. Однако это иллюзия, ведь на то, чтобы распознать объекты, которые на самом деле находятся в комнате, требуется время – и после этого, возможно, придется переписать кое-какие неправильные первые впечатления. Тем не менее нужно будет пояснить, почему это впечатление кажется почти мгновенным.
Точно так же у нас в разуме обычно есть ощущение «осознания» того, что происходит сейчас. Но, рассматривая его критически, мы признаем, что с концепцией «сейчас» что-то должно быть не так, поскольку невозможно обогнать скорость света. Это означает, что ни один из участков вашего мозга не может знать, что происходит именно в этот момент времени – ни во внешнем мире, ни в любой другой части мозга, – но может лишь кое-что знать о том, что произошло в недавнем прошлом.
Читатель: Тогда почему мне кажется, что я осознаю всевозможные образы и звуки и чувствую, как движется мое тело, – прямо в этот самый момент? Почему мне кажется, что все эти ощущения приходят ко мне мгновенно?
В повседневной жизни разумно считать, что все, что мы видим, является «настоящим», свершается здесь и сейчас, и обычно нет вреда в том, чтобы полагать, что мы находимся в постоянном контакте с внешним миром. Однако, по моему мнению, эта иллюзия проистекает из чудесной организации наших ментальных ресурсов. Так или иначе, я считаю, это явление заслуживает названия:
Иллюзия имманентности: На большинство вопросов, которые вы иначе могли бы задать, часть ответов вы получаете еще до того, как более высокие уровни вашего разума успеют запросить их[38].
Какая организация структур памяти могла бы обеспечивать столь быструю доставку информации? В главе восьмой утверждается, что это происходит, когда критики распознают проблему и начинают извлекать необходимые вам данные прежде, чем другие процессы мозга успели задать вопрос. Это заставляет вас чувствовать, что информация прибыла мгновенно – как будто в дело не вмешивались никакие другие процессы.
Например, прежде чем вы вошли в знакомую комнату, ваша память, вполне вероятно, уже предоставила ее прежнее описание, и может даже пройти некоторое время, прежде чем вы заметите, что в ней что-то изменилось. Другими словами, то, что вы, как вам кажется, видите, в значительной степени основано на воспоминаниях о том, что вы ожидали увидеть.
Возможно, вам кажется, что было бы замечательно постоянно осознавать все, что происходит, – но чем чаще изменяются впечатления, тем труднее найти в них значение. Идея существования в настоящий момент может быть незаменимой в повседневной жизни, но сила наших высокоуровневых описаний в основном кроется в их стабильности; чтобы понять, что сохраняется и что изменяется со временем, нужно уметь сравнивать вещи с их описаниями из недавнего прошлого. Наше ощущение постоянного контакта с миром – это разновидность иллюзии имманентности: она возникает, когда на вопросы, которые мы задаем, ответы даются прежде, чем мы осознаем, что задали их, – так, будто они уже были даны заранее.
