Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
Полагают, что бо́льшая часть еврейского населения Германии готова покинуть Рейх незамедлительно, однако перед ними с каждым днем встают все более серьезные барьеры. При существующих иммиграционных квотах евреям годами придется ждать своей очереди на выезд. Большинство стран, принимающих беженцев из Германии, в том числе Соединенные Штаты, где из-за обострившейся экономической ситуации Государственный департамент отказался выполнить даже те минимальные квоты, которые предписываются актом Джонсона – Рида, требуют предоставления гарантий, что иммигранты никогда не обратятся за пособием.
В то время как Европа и Америка требуют от иммигрантов, чтобы те прибывали со средствами, способными обеспечить их до конца жизни, в Германии 26 апреля был принят указ о регистрации еврейского имущества, согласно которому всякий еврей, обладающий собственностью на сумму, превышающую 5000 рейхсмарок, обязан задекларировать ее до конца июня. Недвижимость. Личные вещи. Банковские счета и сбережения. Любые ценные бумаги. Полисы страхования жизни. Пенсионные выплаты. Все, вплоть до серебряных ложек и свадебных платьев, подлежит внесению в декларацию. Немцы заявляют, что слишком много евреев уже скрылись за границей с богатствами, по праву принадлежащими Рейху. Теперь они требуют конфискации имущества евреев-эмигрантов…
Растущая надежда
Наверное, все дело в жаре, думала Труус, такой же удушливой и неожиданной для начала июня, как та ледяная ночь месяц назад, когда она тайком вывозила из Германии трех сестренок. Сидя за завтраком с Йоопом, она из последних сил скрывала от него утреннюю тошноту – так сильно ее не тошнило еще никогда. Она как раз собиралась приготовить ему бруджи крокеты перед отъездом, но, едва проснувшись, поняла: запаха жареного мяса ей сегодня не вынести. Вместо них она решила сделать сладкие хлебцы с корицей из припасенного на следующий завтрак цукерброда. «Французские тосты», так их называли в Америке и подавали в самых дорогих отелях. Но как сказала ей подруга, от которой Труус узнала об этом, «твои куда лучше». Это блюдо так легко ложилось на желудок, что можно есть каждое утро, хоть до самых родов.
Скоро беременность станет заметна; придется сказать Йоопу. Будь она модницей, силуэт «карандаш», последний писк сезона, давно выдал бы ее тайну. Но изменения, которые происходят с телами женщин, всегда заметнее для самих женщин, чем для мужчин, тем более Йооп в последнее время был так занят в банке – мир финансов, как и весь остальной мир, переживал нелегкие времена. Так что с недельку можно подождать: она скажет ему, когда сама будет совершенно уверена.
– Италия и Швейцария отказались прислать своих представителей на конференцию в Эвиане, – произнес Йооп, глядя в газету. – Румыния заявила о своем намерении стать страной – поставщиком беженцев.
– Говорят, Рузвельт послал вместо себя ничего не значащего представителя, – сказала Труус.
– Да, Майрона Тейлора, – подтвердил Йооп, глядя на жену поверх газеты. – Бывший управляющий сталеплавильной корпорацией США. Рузвельт наделил его всеми правами полномочного посла, как будто это поможет ему… Труус, ты неважно выглядишь. Позволь на этот раз мне съездить вместо тебя в Германию. Я…
– Знаю, Йооп. Я знаю, что ты был бы рад поехать туда вместо меня сегодня, что ты все время ездил бы сам. Ты очень хороший человек. Но женщина, путешествующая с детьми, вызывает куда меньше подозрений, чем мужчина.
– Может быть, госпожа ван Ланге тебя заменит?
Клара тоже ждала ребенка, но Труус отказывалась считать беременность причиной, не позволяющей женщине спасать детей.
– Госпожа ван Ланге очень умна, но пока не готова для сольного выступления…
Хотя Клара часто удивляла ее своими неожиданными способностями и умениями.
– Она не готова потому, что все это становится слишком опасно, – заявил Йооп, – и именно поэтому вместо тебя должен поехать я.
Труус подцепила вилкой кусочек яичного бисквита с фруктами, старательно избегая сливок. Нет, даже сладкие хлебцы оказались слишком тяжелы для ее желудка.
– Йооп, только не обижайся на то, что я скажу: ты отвратительный лжец.
– То есть ты вывозишь детей без виз?
Он знал, что жена регулярно ввозит в Нидерланды детей без документов на въезд, но это было не так опасно, как вывозить их из Германии без разрешения на выезд.
– Там, в Германии, этим занимается Реха, – ответила она.
– Тогда что мне за нужда лгать?
Труус встала, чтобы убрать посуду, а заодно избежать расспросов мужа. Но при первом же движении по ее телу прошла судорога, такая сильная, что пришлось поставить тарелки. Что-то теплое, пахучее потекло по ее ногам.
– Труус!
Йооп вскочил и потянулся к ней через стол, тарелки с грохотом полетели на пол.
Сначала Труус подумала, что красная лужица на полу – это клубничный компот. Потом, желая пощадить мужа, решила сказать, что у нее внезапно пришли месячные, но не смогла: резкая боль заставила ее согнуться, а новая струйка крови намочила чулки и платье.
Цена шоколада
Штефан сидел в подвале, где хранилось какао, прохладном даже в летнюю жару, и набрасывал план новой пьесы, когда наверху началась какая-то возня. Сначала он просто не обратил на это внимания, поскольку как раз начал набрасывать новую идею, а у идей есть одно неприятное свойство: если не записать их сразу, едва они пришли тебе в голову, то они обязательно ускользнут. Когда мысли оказывались в блокноте – черные строки на белом листе, – Штефана начинало тянуть к ним с силой, сопротивляться которой было бесполезно, но, чтобы это произошло, их надо было сначала записать, иначе они просто исчезали.
Он сосредоточился на словах, которые выводила его рука: «Мальчик, который раньше всегда сидел за первой партой, теперь сидит в конце класса, отделенный желтой лентой от других. Он знает ответ, который нужен учителю, но руку не поднимает – это лишь вызовет насмешки. Не важно, насколько правильно он ответит, к его словам все равно будут придираться».
Он и сам не знал, что заставило его вновь вернуться к этому. Было лето, в школу ходить незачем. Наверное, из-за Вальтера. В последние недели перед каникулами малыш плакал буквально каждое утро. Петер тоже должен идти с ним в школу, настаивал он, ведь, сидя дома, он совсем ничему не научится.
Прямо над головой Штефана с треском распахнулась дверь, и по деревянным ступеням затопали начищенные до блеска сапоги – зрелище, к которому он привык на улицах Вены за последние полгода, но никак не ожидал увидеть здесь, в стенах шоколадной фабрики Нойманов. Закрыв блокнот, он сунул его под рубашку.
Наци – их было всего четверо, но их появление все равно воспринималось как вторжение – принялись за перепись содержимого погреба, а Штефан, пользуясь тем, что никто на него не смотрит, проскользнул по лестнице наверх. Но наци оказались и там: сновали вокруг печи для обжарки какао-бобов, между каменными столами, а шоколатье растерянно смотрели на них. Мастерам задавали вопросы: кто они, евреи? Штефан не знал. Папа нанимал их, потому что они хорошо варили шоколад, остальное его не интересовало.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
