Книга Притворись моей - Александра Салиева

Всего мгновение промедления. Ни шанса на то, чтобы увернуться. Мой новый вдох смешивается с чужим выдохом. Его губы плотно прижаты к моему рту, не поцелуй – откровенная демонстрация власти. Я теряю возможность дышать. Руки крадут волю. Не оттолкнёшь, оба запястья перехвачены, отведены за спину. Он не останавливается. Целует меня, целует, целует. Снова и снова. Жадно. Безудержно. Голодно. До головокружения. Так, что в груди печёт от недостатка кислорода. Почему я не останавливаю его? Когда-то разум вопил о подобном. Когда-то, да. Может быть, ещё минуты две или три назад – тоже. Но не теперь. Здесь и сейчас он банально разрушен. Нет во мне больше ничего разумного. А тело давно предаёт всё рациональное, само подчиняется, желает ещё, ещё и ещё… Вот и не отталкиваю. Сама льну к сильному крепкому телу, прижимаюсь, принимаю каждый поцелуй, целую в ответ, сдаюсь, вполне возможно, пьянею вместе с ним – катастрофически быстро, безвозвратно, даже от малой дозы. Не помню, когда мои ладони становятся свободны, пальцы зарываются в его волосы, лишь когда из моего горла вырывается первый свободный вздох, похожий больше на стон, совсем немного, но я вспоминаю о реальности. Хотя и то не настолько, чтобы дать вразумительный ответ на последующий вопрос:

– Теперь понимаешь?

Едва ли. О чём вообще речь.

– Глеб, я не…

Не договариваю. На губы обрушивается новый поцелуй. Такой же властный. Требовательный. Беспощадный. Он не берёт. Отбирает. Вместе с тем зарождая в груди знакомую волну тепла, что разливается по венам, подобно ядовитому снадобью. Она травит мою кровь, дурманит разум, разжигает, распаляет. И я опять тянусь навстречу мужчине, жажду нового поцелуя и прикосновений. Можно ли слететь с катушек и опьянеть с полбокала коньяка? Понятия не имею. Но мне, очевидно, и полвдоха хватает.

– Не смей говорить мне «Нет», Дюймовочка, – выдыхает он мне в губы.

Так и не отстраняется. Я улавливаю его новый вдох и выдох, как свои. Сама дышу также нелегко, рвано, урывками. Воздух вокруг нас по-прежнему густой, тяжёлый. А может это просто меня настолько сильно придавливает непримиримой аурой наследника «Галеон». Неважно. Ведь он не даёт возможности осознать, принять эту новую сторону нашей с ним реальности. Снимает меня с тумбы, ставит на ноги, разворачивает лицом к зеркалу, давая возможность наблюдать, насколько пылают мои истерзанные губы.

– Не смей говорить мне «Нет», – повторяет Глеб, – а потом смотреть на того мудака и улыбаться ему, как будто он твой грёбанный идеал.

Вот теперь окружающее не просто возвращается – плюхается мне на голову, подобно ведру ледяной воды. Но я вздрагиваю не поэтому. Всего один решительный жест – пуговицы, на которых держится моя блузка, отлетают в разные стороны, звонко ударившись о кафель. Ткань ещё на мне, но Филатов быстро исправляет и это, стащив её с меня вторым рывком. На мне закрытое боди, так что степень обнажённости моего тела отходит на второй план. Я неотрывно, в полном ошеломлении смотрю в зеркало, в пылающие гневом золотисто-карие глаза и пытаюсь определить, правда ли вижу в них не просто злость, а… ревность? Он тоже не отводит взгляд. Собирает мои растрепавшиеся волосы в охапку, издевательски-медленно наматывает на кулак, отводит их в сторону.

– Ты ведь уже «большая девочка» и должна понимать, что нельзя распалить мужика, оставить его на сутки с непроходящим стояком, а потом мило улыбаться кому-то ещё, как ни в чём не бывало? – спрашивает, но ответа не ждёт, медлит всего секунду. – А знаешь, почему несмотря на мой непроходящий стояк, вчера, когда остались только ты и я, я всё равно остановился, когда ты попросила, Дюймовочка? – склоняется и прижимается губами к шее, в зоне сонной артерии.

Я снова вздрагиваю. Нет, мне не страшно. Наоборот. Во мне поселяется какое-то странно-извращённое предвкушение, словно я заражаюсь от Филатова. Почти азарт. Списываю его на коньяк. А дрожь пробегает по коже, оставляя ощущение холода, и застывает где-то в районе солнечного сплетения, вызывая невольное желание вновь прижаться к мужчине, дабы ощутить его тепло. Я знаю, оно избавит от холода. Смягчит его гнев. Утихомирит злость. Избавит меня от необходимости отвечать.

– Потому что у нас уговор, – произношу тихо.

Уголок его губ приподнимается в лёгкой насмешке.

– Уговор? Какой уговор, Дюймовочка? О том, что мы не будем спать в одной постели? Такая ведь, кажется, у тебя была формулировка, – делает вид, будто пытается припомнить, хотя мы оба прекрасно знаем, что это ложь. – Или о том, что твоя девственность останется при тебе? Ты про эту часть уговора?

Его губы снова касаются моей шеи. И снова. И снова. Лишь прикосновения. Вопреки холоду, что я ощущаю на кончиках своих пальцев, и стуже в его сарказме, – почти невесомые, нежные, дарящие мириады приятных мурашек.

– И то, и другое, – отзываюсь неуверенно, хватаясь за край тумбы.

Кажется, именно так я тогда сказала. А он согласился. Вот только если тогда я была уверена в своей правоте и она меня успокоила, то теперь я не уверена даже в том, могу ли самостоятельно стоять. К тому же…

– А ты учла тот факт, что нам не обязательно делить эту твою воображаемую будущую постель, чтобы я мог трахнуть тебя? Или же то, что существуют десятки способов, как при всём при этом сохранить твою драгоценную девственность, раз уж она настолько тебе важна?

Если прежде в моих глазах светится ошеломление, то теперь – рот открывается в неподдельном шоке. Собираюсь ответить, но не подбирается ни единого слова, которое может передать всё то, что взвивается в моём сознании, подобно раскалённой буре. Да и вряд ли я вообще способна говорить. Пока медлю, Глеб – нет. Всего один щелчок, и застёжка на юбке больше не удерживает эту деталь одежды. Она банально сваливается к моим ногам. Ощущение совсем мимолётное. Я забываю об этой досадной оплошности уже через секунду, едва сильная рука мужчины властно сжимает грудь. Даже сквозь плотное кружево тепло его пальцев ощущается невообразимо горячо, буквально просачивается под кожу. С моих губ срывается невольный стон. А буря в моей голове подло расползается по всему телу, окутывает, подобно горящим оковам. Невыносимо жарко. Не пошевелиться. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Возможно лишь чувствовать. Такие же обжигающие прикосновения его губ к моему плечу, шее, затылку. Глеб осыпает невесомыми поцелуями, томительно-ласковыми, на контрасте со вдавливающим скольжением тяжёлой ладони по кружеву боди. Всё ниже. К пояснице. И ниже. Поглаживая ягодицы. И ещё ниже. И…

Новый щелчок.

Он остаётся где-то на краю сознания.

Вместе с отражением стона, повторно слетевшего с моих губ.

– Боже, – я закрываю глаза, задыхаюсь.

Слишком много ощущений. Но кулак, удерживающий мои волосы, неумолимо тянет, не позволяет заблудиться в нахлынувших эмоциях. Я запрокидываю голову назад, на мужское плечо, вновь смотрю в горящий золотисто-карий взор. В нём – бездонная пропасть желания. Я тону в ней. Пропадаю. Захлёбываюсь в этой тьме. Зная, что не вернусь назад. Да и не хочу возвращаться. Лишь тихо вскрикиваю. Нет, не от боли. От сводящего с ума удовольствия, едва мужские пальцы проникают между бедёр, скользят по обнажённой плоти. Медленно, нежно, чувственно… убийственно чувственно.