Андрей отправил меч в пространственный карман, шагнул в палату и опустился на колени.
– Андрей! – прохрипела Ольга, окровавленной рукой вытирая слезы. Сестра сидела на полу, облокотившись спиной о стену, левая нога девочки была зажата какими-то металлическими кольцами и спицами, рядом с ней сидела мама, на коленях которой лежала голова Бона.
– Сынок? – Елена Петровна, оторвав взгляд от пса, посмотрела на сына. Андрей почувствовал, как ярость и бешенство захлестывают его с головой.
– Кто? Кто это сделал? – Он осторожно коснулся разбитых губ матери, провел кончиками пальцев по огромному синяку под левым глазом. Из налитых кровью глаз Елены Петровны ручьем хлынули слезы.
– Андрюша-а-а! – затряслась в безудержном плаче мать, придерживая левой рукой разорванное на груди платье. Пес на ее коленях тихо заскулил.
Андрей обнял мать, с ужасом понимая, что она и Ольга сидят в луже крови, натекшей из-под Бона. Андрей осторожно разомкнул объятия и склонился над кобелем. Пес умирал, спасти его уже было нельзя, чудом было то, что при таких ранах он был еще жив, вся магия драконьего оборотня оказалась бессильна перед холодным дыханием смерти. Несколько пулевых ранений не оставляли собаке шансов. Хотелось выть от бессилия, Бона можно было спасти, появись он на тридцать минут пораньше, а так он истек кровью, никакой магией, никакой кровью дракона такое не лечится.
Андрей, забирая на себя боль, положил ладони на широколобую голову пса.
– Терпи, мальчик, терпи… – Кобель узнал его, дернул головой, влажный язык прошелся по лицу и подбородку хозяина, на большее у пса не хватило сил. Мохнатая голова упала на колени Елены Петровны. – Прости, Бон, – сказал Андрей, посылая короткий милосердный импульс, который остановил сердце питомца и прекратил его мучения. – Мама, не дергайся, – несколько исцеляющих заклинаний коснулись лица женщины, после чего горячие пальцы пробежались по ноге сестры, заключенной в железки.
– Оля, кто это сделал?
Девочка обратила на него взор, в этот момент стали понятны слова Росугара о постигших сестренку изменениях. Белки ее глаз были залиты синевой и только зрачки были человеческими, а не вертикальными, как у брата, большая, как у дракона, аура полыхала всеми цветами радуги.
– Их было двое, – вместо Ольги ответила мать, справившись со слезами. – Рыжий, в кожаной косухе, а второй – лысый, со шрамом на подбородке. Когда они ворвались в палату, Бон набросился на лысого, порвав ему правую руку, а рыжий выстрелил в него несколько раз из пистолета. Не хочу вспоминать, что было потом…
– Он бил маму, я так испугалась, а Бон подполз и вцепился ему в ногу, он опять стрелял… – Слезы двумя ручейками текли по щекам Ольги. – Что с Боном? Он не дышит!
– Он умер, Оля. – Гнев и ярость снова вытеснили остальные чувства.
Мать и сестра расширившимися глазами смотрели на то, как грудь сына и брата быстро покрывается золотистой чешуей, а на руках у него появляются когти.
– Сидите здесь, – сказал Андрей, вставая с кровавой лужи, – осталось недолго, скоро сюда придет папа. – Сестра перестала плакать и кивнула на его слова. В синих глазах Ольги вспыхнул мстительный огонь.
– Не надо, мама, он знает, что делает, – услышал он ее голос, выбегая из палаты. – Андрей кастрирует рыжего…
О да! Рыжий сам будет умолять о кастрации! Андрей первый раз в жизни так, всем нутром, желал кому-то смерти, больше всего сейчас напоминая драконов, пошедших в атаку на Великий Лес. Нет пощады…
Не скрываясь, он шел по коридору, исходящие от могучей фигуры волны силы заставляли очухавшихся больных и врачей прижиматься к стенам. От одного взгляда на пылающие синие глаза у людей слабели колени и подгибались ноги, всех радовало и утешало, что этот страшный человек не с них идет взимать долги… Невидимые взгляду простых смертных, свободные модули уносились в сторону второго и первого этажа.
* * *
Санин выпрыгнул из автобуса, выхватил у Ланцова бинокль и повернулся к связисту:
– Повторяю – не стрелять!
Генерал, приложив бинокль к глазам, как и остальные, впился в здание больницы.
Секунд десять после убийства и вспышки в приемном покое ничего не происходило, потом раздался мощный хлопок, на втором этаже больницы вылетели все стекла. Безглазые проемы осветила яркая вспышка, еще одна, заглушая истошные крики людей, раздался еще один хлопок, разломав деревянную раму, наружу вылетел объятый пламенем человек. Половина окон закрыло мерцающей пленкой. Не успела эфемерная преграда закрыть окна, как до слуха присутствующих донеслись звуки автоматных очередей. Кто-то совершенно не жалел патронов.
– Вашу мать!.. – взревел Морозов. – Генерал!
– Молчать! – рявкнул стоявший рядом с таинственным генерал-майором мужчина. – Подполковник, держите себя в руках! Не на базаре!
Стрельбу оборвал истошный крик, похожий на визг поросенка, когда того пускают на убой. Бесконечный визг, полный боли, заставлял холодеть сердца, а спины офицеров, прошедших суровые школы в «горячих» точках, невольно покрывались мурашками. Не может в человеческих легких быть столько воздуха! Наконец безумный крик прекратился, чтобы взорваться новой серией воплей. Морозов, до боли сжимая кулаки, бродил бешеным взглядом то по генералу с его подручным, то по нескольким явно гражданским лицам, среди которых затесалась красивая девчонка, которой было сильно не по себе. Красотка жалась к могутному мужику с фигурой борца. Начальник ГУВД никак не мог вспомнить, где он мог видеть этого «борца», не в криминальных хрониках и не в ориентировках точно, но лицо, казавшееся спокойным, если бы не побелевшая кожа, было знакомым.
– Смотрите! – крикнул кто-то из группы гражданских, Морозов повернулся к больнице.
Из окна первого этажа, выбив стекло, выпрыгнул рыжеволосый мужчина, в котором полицейский узнал Леню Венчика. Налетчик, сильно хромая на левую ногу, бросился наутек от выпрыгнувшего следом за ним типа, вооруженного парой мечей. Спецназовцы крепче перехватили оружие и прицелились, но приказа на открытие огня так и не последовало, а потом случилось невероятное…
– Папа – это Андрей! – пораженно взвизгнула девица, прижимавшаяся к «борцу».
– Спокойно, доча, – пробасил мужчина. – Закрой глаза, не смотри…
Но девушка не послушала родительского совета.
Бандит развернулся к преследователю, вскинул автомат и выпустил в него длинную очередь. Стоило прозвучать первому выстрелу, Морозов мысленно попрощался с безбашенным «самураем», вздумавшим с шашкой наголо переть против автомата, но «самураю» было плевать на выстрелы в упор, его окружило яркое сияние, отразившее пули.
– Черт! – потрясенно сказал один из гражданских и повернулся к «борцу»: – Илья Евгеньевич, я представить не мог подобного, мне как-то не верилось, что ваш сын без оружия разобрался со спецназом в научном центре, а тут, своими глазами…
Морозов не расслышал, что Илья Евгеньевич прошипел болтливому коллеге, но тот моментально заткнулся и больше рта не открывал. От презрения во взгляде, которым девица окатила незадачливого говоруна, можно было обжечься. Так-так, чертовщина имеет глубокие корни, парнишка с «ножичками» имел что-то против спецназа, полицейский покосился на «упакованных» парней, и тот продул ему с разгромным счетом.
