"святилище", не из металла, и не из дерева. Я не мог понять из чего она, но я видел, что она почти не деформируется под ударами моих кулаков и, стоя перед чёрным углублением, я чувствовал себя не в своей тарелке. Я бросил молоток и обошёл нишу, перешагивая через гнилые доски, оставшиеся от разломанного кукольного домика, балансируя на опутанном паутиной бревне, которое, видимо, скатилось с поленницы. Сзади в нише тоже была чернота, но ещё на ней были написаны какие — то символы. Эти символы были похожи на буквы какого — то неизвестного языка. Они были почти такими же тёмными, как и сама конструкция. Я бы даже не заметил их, если бы они не блестели в лунном свете. Я подумал, уж не кровью ли они выведены? Я помнил, что случилось, когда я сломал тот символ на верхушке "святилища". Не знаю, был ли тот утробный гул плодом моего воображения, но других идей у меня не было, поэтому я взял монтировку и принялся лупить по этим каракулям. Это сработало. Металлическая монтировка попала по странному треугольному символу, разрушила его целостность. Из верхушки "святилища" внезапно послышался треск. Я разбил одно из слов и от "святилища" отслоился кусок покрытия. Кружась, он упал на землю, в воздухе повис запах дерьма и гнилых яиц, и я подумал, что это и был механизм его защиты. Оно словно скунс хотело отпугнуть меня этой вонью и от этой мысли я стал бить ещё старательнее, я избивал эту дрянь и преуспел в этом. По мере того, как я разбивал букву за буквой, "святилище" словно ослабевало и съеживалось, пока наконец не исчезло, издав при этом звук, напоминающий скорее женский крик, нежели чем скрежет и грохот падающих на землю камней. Я отскочил в сторону, зацепив ногой бревно, а затем снова, переступая через прогнивший кукольный домик, подошёл к сооружению. От него не осталось ничего, кроме кучи угольно — чёрных камней. Среди них я увидел нечто похожее на обожжённую куклу "Barbie", сидящую на треугольном куске торта. Не знаю было ли это существо живым, но оно двигалось, крутилось, словно в замедленной съемке, принимало позы, словно китайская гимнастка, издавая при этом ржавый скрип. Я не видел ни глаз, ни лица, но почему — то знал, что оно смотрит на меня и от этого мне стало так жутко, как не бывало никогда в жизни. Я вздрогнул. Кукла улыбнулась мне. Я увидел, как в свете луны сверкнул один — единственный белый зуб.
Я отправил эту тварь на тот свет.
Монтировка попала прямо в середину, разломив тело пополам. Ноги сломались от удара о камни, руки разлетелись на мелкие кусочки, а голова отлетела куда — то в темноту. Треугольная подставка тоже разбилась вдребезги и посреди кучи обломков остался один мерзкий чёрный жук, яростно щёлкающий клешнями. Я расплющил его монтировкой и размазал его внутренности, чтобы убедиться, что ему "крышка". Я опустил взгляд под ноги. Фотографии и ногти были разбросаны где попало, но петиция, странным образом, вновь оказалась на маленьком куске, который остался от платформы. Я замахнулся и изо всех сил ударил монтировкой по этому куску платформы, чтобы с удовольствием увидеть, как он разлетается на мелкие части. "Святилища" больше не было.
— Вот тебе! — сказал я.
Я запыхался и тяжело дышал, как женщина при родах, но всё — таки я заставил себя вернуться той же тропинкой, которой пришёл и подняться в дом, просто чтобы убедиться, что всё закончилось. Страха во мне уже не осталось и, на самом деле, я уже был готов увидеть труп прозрачной тётки, но обнаружил её в самой первой спальни. Она была вполне живой и набросилась на меня в ту же секунду, как только я переступил порог. На ней был тот самый окровавленный халат, который до этого висел на стуле. Она бросилась на меня и повалила на пол. Свет был включён, я хорошо её разглядел. Оружия у нее не было и я инстинктивно разжал руку, сжимающую монтировку и схватил её за запястье.
Жестокая ошибка.
Она резко скатилась с меня, на удивление быстро для своей комплекции. Схватив монтировку, она побежала к кровати, ловко петляя между разбросанных на грязном полу книг и журналов. Она обернулась и размахнулась. Монтировка со свистом разрезала воздух и я увидел, что она… плачет. На её прозрачной коже не было видно слёз, её выдали красные глаза и дрожащие губы.
— Ты который из них?! — рявкнула она.
Я покачал головой.
— Который из них?
— Я Джилл Моррота, — ответил я.
Она обошла кровать с другой стороны и встала в углу, всхлипывая и слабо грозя монтировкой, зажатой в обеих руках. Я мог бы напасть на нее, отобрать оружие, мог бы убить её. Я решил предоставить копам возможность разобраться со всем этим, а самому пойти домой. Я развернулся и мне в затылок прилетела книга, толстая книга. Я был оглушён, отшатнулся вперёд, и за ней тут же последовала ещё одна книга, которая на этот раз ударила меня углом. Из раны брызнула кровь. Я повернулся, подняв руки, чтобы защититься, готовый отбить очередную книгу или отразить полноценную атаку в лоб, если потребуется. Но больше она не швыряла в меня книг, не махала монтировкой, она просто повалилась на кровать, рядом с ней упала выпавшая из рук монтировка. Я подскочил, схватил монтировку, снова отошёл. Она лежала неподвижно.
Она, что, умерла?
Я понятия не имел, вряд ли, но проверять я не собирался. Я пятился и пятился к выходу, как можно медленнее, чтобы не запнуться за какое — нибудь дерьмо, разбросанное по полу этого гадюшника. Она потратила слишком много сил и, хотя я никогда не смогу сказать наверняка, я думаю, что именно поэтому она стала прозрачной. Именно поэтому с ней произошло всё это.
Может быть, она питала "святилище" собственной энергией и истощила себя?
А, может быть, она молилась этой черноте и принесла себя в жертву?
Так или иначе, она и "святилище" были неразрывно связаны. Она застонала, приподняла голову и посмотрела на меня. Я вышел на крыльцо, спустился по ступенькам. Всё кончено, всё позади. Я приду домой и вызову копов и пусть они сами с ней разбираются. Я ужасно устал, меня словно пропустили через мясорубку, но я вспомнил Линн с Фрэнком и улыбнулся. Хорошо, что хоть они в безопасности, хорошо, что хоть с ними всё в порядке…
И я пошёл по округе к своему дому, своему
