Фишер решили промолчать и подождать развития ситуации. Судя по отсутствию реакции советской стороны и продолжавшейся работе злополучного офицера, он не только не доложил об инциденте, но и каким-то образом сумел отчитаться за пропажу документа или скрыть ее. Тогда британцы просто приняли случайно доставшуюся им инструкцию к сведению и никогда не упоминали о ней.
В течение зимы 1943–1944 года продолжалось сотрудничество в области радиоперехвата. Пост в Полярном работал в нормальном режиме, однако советская сторона запретила установку там новых шифровальных машин и настоятельно потребовала сократить объем передаваемой информации. 13 декабря 1943 года Мартель проинформировал ГРУ о том, что германские криптоаналитики явно читают закрытую советскую переписку и, хотя затруднился назвать скомпрометированные коды или шифры, но указал, что ОКБ имеет полную информацию о боевом составе Красной Армии. Поскольку никакие меры по повышению безопасности переписки после этого приняты не были, это заставляет предположить преднамеренность утечки дезинформационных материалов к противнику. Существует предположение, что описанная ситуация явилась отголоском описанной ранее радиоигры “Монастырь”.
Следует отметить, что роль “Миссии 30” летом 1943 года в информировании СССР о планировавшейся вермахтом наступательной операции в районе Курского выступа (“Цитадель”) равналась нулю. О намерениях ОКБ ее сотрудники явно даже не догадывались, и последовавшие события стали для них полной неожиданностью. В отличие от британцев, американцы косвенным путем из дешифровки закрытой переписки между Токио и послом Японии в Берлине сумели определить общие намерения немцев и сообщили о них СССР. Почерпнутые из перехватов сведения предоставлялись советской стороне по каналу “Мэг-рас” (“Magfic] + Rusfsia]”). В разведывательном партнерстве с Красной Армией это сразу же вывело американскую военную миссию вперед по полезности, хотя взаимоотношения с ней в 1943 году все же отличались двойственностью. С одной стороны, она практически полностью состояла из офицеров, резкие антисоветские настроения которых были слишком демонстративны, чтобы остаться незамеченным. Большинство из них являлись непримиримыми противниками советского строя, и в НКГБ это прекрасно знали. С другой стороны, межгосударственные отношения СССР и США, а также личные контакты Сталина и Рузвельта предопределяли некоторое преимущество американцев перед британцами в разведывательном партнерстве. Это выражалось прежде всего в отношении к Японии. В соответствии с требованиями международного права, самолеты ВВС США, совершившие вынужденную посадку на территории СССР после бомбардировок объектов на Японских островах, задерживались на аэродромах, а их экипажи интернировались. Однако летчикам неизменно позволяли “бежать, хотя самолеты все же не возвращались.
На этом фоне директор Бюро стратегических служб (ОСС) США генерал-майор Уильям Донован рассчитывал установить взаимодействие с НКГБ в агентурных и специальных операциях. Он знал о наличии в Москве точек СИС и СОЕ и пожелал разместить там и своих сотрудников. Вначале генерал предполагал направить в СССР группу исследований и анализа (РА), затем собрался поручить обсудить возможные направления сотрудничества одному из руководящих работников ОСС Стенли Вейнбергу, но тот погиб на потопленном около Нордкапа судне, и тогда в декабре 1943 года Донован полетел в Москву сам. В ряде источников утверждается, что это произошло в январе 1944 года, однако подобное утверждение опровергается датой совместного меморандума — 27 декабря 1943 года. Сделанное через начальника разведки Фитина предложение наркому НКГБ Меркулову об обмене миссиями немедленно встретило самое жесткое противодействие генерала Мичела и директора ФБР Гувера. Руководитель гражданской контрразведки США не без оснований опасался, что появившиеся в Вашингтоне разведчики менее всего будут заняты совместными с ОСС операциями, а просто оборудуют в столице фактически легальное шпионское гнездо. Идею Донована абсолютно не одобрял и секретарь Объединенного комитета начальников штабов адмирал Уильям Леги, однако он не выдвигал конкретных возражений, а просто был противником сотрудничества в принципе. В результате вопрос дошел до Рузвельта, который в самом начале февраля 1944 года запретил взаимодействие с советской разведкой, но тут же передумал и 19 февраля вернулся к этой идее, но со значительными коррективами. Президент заявил, что сам проект, в сущности, неплох и может быть осуществлен, однако не самим ОСС, а исключительно через руководителя военной миссии в Москве генерала Джона Дина. В течение последующих 18 месяцев советская и американская разведки обменивались специальным снаряжением и некоторой не слишком значительной информацией. В утешение Донован занялся приобретением источников среди выполнявших заказы СССР американских промышленников и таким образом попытался осуществить агентурное проникновение в советские секреты.
Британская разведка открыла в июне 1943 года в Москве свою “станцию” под руководством Джорджа Берри, бывшего резидента в Риге и Вене, сменившего арестованного и позднее выпущенного на свободу Томаса Кендрика. Перед самым началом войны Берри успел эвакуироваться вместе с архивами резидентуры, а позднее работал на административной должности в ПШКШ. Точка СИС открылась после возвращения британского посольства из Куйбышева и стала первой резидентурой МИ-6 в Москве с 1918 года. Помощником резидента являлся Сесил Беркли, сын британского посла в Лиссабоне, ранее работавший в аппарате офицера “контроля” (“G”), а затем в VIII секции СИС. Он был официально расшифрован перед НКГБ как офицер разведки и занимался передачей советской стороне информации из перехватов по каналу “Ультра” в виде сведений от легендированного источника “Бонифация”. Начальник РУ ГШ КА Ф. Ф. Кузнецов передал британцам захваченную кодовую книгу люфтваффе именно через резидентуру МИ-6. Следует отметить, что взаимодействие советских и британских спецслужб в области агентурной разведки осуществлялось в основном в Лондоне, а московская точка СИС практически в нем не участвовала. НКГБ догадывался об истинной роли Берри и подвел к его помощнику своего агента “Элеонору”, сумевшую в постели получить подтверждение того, что интересующий контрразведку объект действительно является разведчиком и возглавляет резидентуру. После этого его плотно обставили наружным наблюдением, взяли под контроль все связи и выявили, как утверждалось, завербованных агентов из числа антисоветски настроенных или морально разложившихся советских граждан. Их количество не указывается, но сообщается о более чем 2700 зафиксированных связей британских разведчиков среди советских граждан[440]. Это утверждение вызывает серьезнейшие сомнения. Судя по традиционной практике НКГБ, контрразведчики включили в число источников британской разведки практически всех, с кем общались Берри и его сотрудники. Из общего числа арестованных и профилактированных можно выделить лишь один случай действительной агентурной связи. Британский разведчик Элдридж установил интимные отношения с работницей Наркомата обороны СССР и уверил ее в своем намерении жениться на ней. Затем последовала старая, как мир, история. Увлекшаяся женщина всерьез рассчитывала на этот брак, а для закрепления контактов согласилась передать “жениху” некоторые секретные материалы, к которым имела доступ по характеру своей работы. Естественно, никакого замужества не состоялось, вместо него произошла тривиальная вербовка, а вскоре и практически неизбежный арест.
